Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 1
— Моя Гримельда лучше, чем пятьдесят сторожевых псов! Уберите его. И мальчишку тоже. Вот незадача! — сказал Видо, а сам про себя лихорадочно думал: «Надо похоронить этого римского слизняка в самом топком отдаленном болоте. А для них мы сочиним какую-нибудь сказку. По этому дуралею не будут особенно убиваться — он ведь был незнатного рода и не вышел чином на своей родине».
— Мальчишке перерезать горло, — добавил Видо, как будто эта удачная мысль только сейчас пришла ему в голову, пока стража выволакивала из шатра за ноги тело Хилара. Действительно, нельзя было позволить Сердику распространять всякое вранье о невесте его сына. — И пришлите мне немедленно другого гонца для срочного поручения!
Но что, если это вранье дойдет до слуха Наместника? «Я буду все отрицать, — решил Видо. Я скажу, что все это придумали люди Бальдемара с той целью, чтобы добавить блеска его имени и пошатнувшемуся авторитету. Наверняка Юлиан окажется не таким дураком, чтобы жертвовать своим влиянием в наших северных землях из-за какого-то жалкого Префекта конницы — будь он хоть трижды родственником Императора!»
* * *Ауриана дрожала под одеялом из оленьей шкуры, прижавшись спиной к теплой коре сосны. Она увидела крадущуюся к ней фигуру, пригибающуюся к земле, чтобы слиться с ночным мраком. Когда девушка узнала по ковыляющей походке Ульрика, несущего ей миску с дымящейся похлебкой, она немного приободрилась. Одберт удвоил охрану, присматривающую за ней, после ее неудачной попытки бежать. Теперь вокруг нее дежурили десять воинов. Но они не обращали никакого внимания на Ульрика, все считали его вечно бормочущим какую-то несуразицу дурачком, поэтому парень мог беспрепятственно передвигаться по лагерю, как лесная белка.
Ульрик накормил ее похлебкой с ложки, потому что руки Аурианы были связаны за спиной прочной веревкой. Она заметила, что за юношей тянется по влажной листве что-то длинной и белое, как веревка, и поняла, что Одберт, или кто-то из его товарищей, привязал к поясу Ульрика хвост, чтобы подразнить и помучить беднягу.
— Будь благословен, добрый Ульрик, — прошептала Ауриана между глотками. — Они опять забыли накормить меня.
Ульрик ближе наклонился к ней, пяля на девушку свои грустные коровьи глаза.
— Мой брат скоро придет сюда, — зашептал он ей на ухо детским голоском, — чтобы причинить тебе большое зло.
Ауриана почувствовала, как страх сковал ее тело.
— Что ты такое говоришь, Ульрик?
— Мой брат только что сказал, что тебя отдадут не ему, а мне, и потому он страшно рассердился.
— Неужели Видо всерьез хочет сделать это?
— Нет. Он никогда не женит меня на тебе, — слова эти были произнесены без всякой обиды, скорее с чувством жалости к Ауриане. — Но отец сделал все так, что Одберт поверил ему. И сейчас собирается… собирается…
— Воспользоваться последним шансом и овладеть тем, что выскальзывает у него из рук.
— Мне так жаль тебя. Так жаль… — Ульрик обхватил голову руками и тихо заплакал.
— Успокойся, Ульрик, прошу тебя! — прошептала Ауриана. Юноша засопел. — Ульрик, а правда, что кубок, в котором ты принес мед, сделан из дорогого стекла?
Ульрик утвердительно кивнул, и в его глазах зажегся на мгновение огонек гордости за свою собственность, привлекшую внимание Аурианы.
— А хочешь поменяться — ты мне дашь этот кубок, а я тебе свое серебряное ожерелье с гранатами.
— Но ты же сильно продешевишь! Ожерелье стоит намного дороже, чем кубок.
— Ну и пусть. Это мой каприз и меня не интересует цена предметов!
— Тогда держи, я согласен, — и он привязал кубок в виде рога к поясу Аурианы, а затем плотно запахнул полы ее плаща. — И не надо мне ничего взамен.
— Нет, Ульрик. У тебя ведь и без того так мало красивых вещей…
— Ульрик сделал подарок своей доброй сестре.
— Ульрик, если я останусь жива, и Бальдемар одержит победу, я разыщу тебя. Все наши сторонники будут обходиться с тобой почтительно и дружелюбно, я клянусь тебе именем своей матери. Ты сможешь служить Бальдемару гонцом.
К месту, где они находились, быстро приближались пять ярких огней, это были факелы; вскоре послышались шаги, звуки хлюпающих по жидкой грязи и влажным листьям кожаных подошв. Ульрик в ужасе застыл на месте, сидя на корточках, — из сильно наклоненной миски похлебка маленькой струйкой текла на землю. Ауриана взглянула на приближающихся. Ей было хорошо видно освещенное факелом толстое, покрытое каплями пота лицо с пухлым детским ротиком, как у Гримельды, и твердым, как кремень, взглядом мутных глаз. Одберт!
— Посмотри-ка, Ранульф, — сказал он, обращаясь к одному из своих спутников. — Не правда ли, их вовремя застукали? Я уверен, что мой испорченный младший братец был уже готов оседлать свою невесту, не дожидаясь свадьбы! И можно ли винить в этом нетерпеливого петушка? Взгляните на нее!
Он поднял свой факел и осветил им Ауриану с головы до ног, как бы демонстрируя ее своим товарищам.
— Запомните хорошенько эту девицу, которую оспаривают друг у друга два брата, — посмотрите, какая она сильная, какое у нее красивое упругое тело! Эта молодая кобылка еще полудикая, боюсь, ей требуется более умелый наездник, чем ты, мой младший братец, чтобы укротить ее. Она, пожалуй, сбросит тебя на землю.
Ауриана изо всех сил прижалась спиной к дереву, чувствуя панический ужас, который, наверное, испытывает жертва при виде неотвратимо надвигающихся на нее клыков и когтей хищника. Одберт приподнял Ульрика за шиворот и, рявкнув что-то нечленораздельное, швырнул его в кусты.
— Братья должны делиться, или ты думаешь иначе? — крикнул он Ульрику и начал торопливо развязывать ноги Аурианы. — Ты будешь брать ее каждую ночь после свадьбы. Я обещаю вернуть тебе ее такой же, какой взял — почти такой же! Единственное, чего ты больше не найдешь в ней — это ее цветка девственности.
Ауриана старалась скрыть свой ужас, инстинктивно чувствуя, что это распалит его больше. Она запретила себе думать о том, что недавно случилось с ее матерью, потому что боялась: воспоминание об этом вызовет у нее приступ исступленного безумия.
Одберт поставил ее на ноги и начал подталкивать в спину, заставляя двигаться вперед по тропинке. Руки Аурианы оставались все еще связанными за спиной. Ранульф и остальные воины следовали за ними на некотором расстоянии; Одберт знал, чтобы удержать ее, потребуются несколько крепких мужчин.
Тропа круто сбегала вниз. Вскоре воздух стал спертым и затхлым, как дыхание змеи. Ауриана догадалась, что они подошли к болоту. В темной маслянистой воде отражалась высоко стоящая луна на ущербе. Они вышли на берег заболоченного пруда, поросшего камышом. Во взгляде Фрии — этой бледной, почти круглой луне — Ауриана не ощутила обычной любви богини к себе, в нем было лишь предостережение. Но сам вид воды внушил Ауриане некоторое утешение; вода принимает любые формы и отражает все, она глубока, широка и вечна, журчание воды звучит умиротворяюще, как шепот умерших предков.
