Перл Бак - Гордое сердце
Он поднял ее с постели и завернул в кружевную шаль. Шкафы в их каюте были полны подобных дорогих вещей, которые он сам выбрал для нее.
— А теперь умойся и причешись! — скомандовал он.
Когда она вернулась, в маленькой комнате был уже накрыт стол. Они позавтракали вместе, весело подшучивая друг над другом. Он настолько овладел всем ее существом, что Сюзан забыла обо всем остальном.
Но все же, улучив момент, она сказала:
— Мне нужно увидеться с детьми.
— Нет, не нужно, — сказал он. — Тебе нужно только одно: любить меня и больше ни о чем не думать.
Он схватил ее в объятия, и Сюзан полностью отдалась этому мгновению. Каждый такой момент открывал ей новую, ослепительную жизнь. Она засмеялась — она теперь смеялась постоянно. Изо дня в день их окружал океан, сверкающий пронзительной голубизной, а по ночам над ними зависал серп молодого месяца. Дети были счастливы и веселы. Она изредка их видела и изредка о них думала.
Каждая мелочь, привлекавшая ее внимание, была так абсурдно совершенна, как подвергшаяся чрезмерной режиссуре пьеса. Блейк увлекался совершенством деталей. Но полнолуние, безветренную погоду, череду эксцентрично окрашенных заходов солнца он запланировать не мог.
— Я не могу избавиться от чувства, что ты заказал все: солнце, луну и красноватый оттенок моря. — Она положила голову на его плечо, когда они стояли в полночь на носу корабля.
— Естественно, — ответил он всерьез. — Я сказал Господу Богу: принимайся за работу. По Твоему океану поплывет прекраснейшая из женщин. И Он был послушен, как ягненок.
Они рассмеялись, Блейк схватил Сюзан, прижал к себе и начал целовать.
— Блейк, — шептала она ему прерывисто, — Блейк, я почти верю тому, что ты говорил о Боге.
Она напряженно и восторженно впитывала этот момент: Блейк, прижимающий ее к себе, льющийся на них лунный свет и море, спокойное и темное.
* * *«На суше это не может быть и приблизительно так совершенно, как на море», — думала она, глядя не небоскребы, вырисовывающиеся на берегу на фоне неба. Она чувствовала, как холодеет сердце в ее груди и изменяет свой прежний танцевальный ритм. Кровь, казалось, застывала у нее в жилах. Они прожили эти дни в совершенно нереальном мире. Теперь же она должна будет думать о доме, о прислуге и о жизни в большом городе, которого она не знала — жизнь Блейка была для нее совершенно незнакома. Она так хорошо знала его теперь и при этом знала о нем очень мало. Когда они были одни, ей казалось, что она знает его настолько, насколько это было вообще в человеческих силах. Но как только он выходил из комнаты, то становился внезапно совершенно иным — светским, немного нетерпеливым, со склонностью все критиковать, даже ее саму.
— Сюзан, — обращал он ее внимание на зеркало в двери каюты, когда они уходили, — эта шляпа не идет к твоему коричневому костюму.
— Ты так считаешь, Блейк? — Она ненавидела себя за то, что была не в состоянии воспротивиться ему. Она должна была бы спокойно возразить: «А мне так не кажется, Блейк». Но вместо этого проявляла странную покорность. Может быть, через какое-то время она сможет высказать несогласие с его мнением.
— Когда прибудем домой, приобрети себе другую, — добавил он. — Побольше. Тебе стоило бы отказаться от маленьких шляп. — Сразу же после этого он заявил со своей неизменной горячностью, которая мгновенно ее так будоражила: — Ты так красива, что все, что надеваешь на себя, должно быть единым целым с твоей красотой.
Никогда до этого она не думала о своем лице, теле, глазах, волосах, даже об одежде, которую ей следовало бы носить как идущую ей. И только он создал ее и научил знать себе цену. Может быть, именно поэтому она подчинялась ему и слушалась его.
«Или, может быть, я становлюсь тщеславной?» — спрашивала она себя удивленно. Блейк создавал из нее женщину, которой она никогда до этого не была. Как странно быть тщеславной!
Но Блейк как раз что-то говорил. Корабль уже стоял в порту.
— Вот это моя прекрасная Сюзан, отец. Сюзан, отец никогда не покидает свою сельскую резиденцию, так что он приехал только из уважения к тебе.
Высокий пожилой мужчина с интеллигентным лицом — невероятно худой и хрупкий в светло-сером костюме — взял ее за обе руки. Она почувствовала сухость его рук и губ, когда он целовал ее в щеку. Взгляд его бледных старческих глаз был тоже сухим, он остановился на Сюзан. Он заговорил неожиданно высоким голосом:
— Я уже отчаялся, моя милая, что мой сын женится. У меня самого было очень счастливое супружество. А теперь я рад, что дождался этого.
Она улыбнулась. Этот высокий, слегка покачивающийся старик, нравился ей.
— А это мои дети, — сказала она, положив руки на худенькие детские плечи.
— Очень приятно, — пробормотал он и отвернулся от них. — Как-нибудь им надо на целый день приехать в Фейн Хилл. — Но руки, которые ему робко подали Джон и Марсия, он не пожал. За ними стояла Джейн в монашески черном одеянии. Она была очень бледна, и Сюзан в душе тайно думала: «Какой ужас! Мне даже не пришло в голову, что у нее, наверняка, была морская болезнь». Но прежде чем она успела что-то сказать, Блейк усадил ее в большую машину, и они поехали по залитым вечерним светом улицам города. У одного из домов, расположенных в спокойном квартале у реки, машина остановилась. Двери дома открылись, и из них вышел мужчина в ливрее.
— Составишь нам компанию, отец? — спросил Блейк.
— Нет, — ответил старый мистер Киннэрд, — я поеду к себе в Фейн Хилл. Вы, наверняка, устали. И, кроме того, я безумно устаю в городе. А персики в этом году опять прекрасные. Линлей вам утром их привезет. Один из моих терьеров заболел. Мне надо сразу же назад.
Все вышли из машины, которая тут же бесшумно отъехала. Дети стояли на тротуаре в смущении. Сюзан внезапно показалась себе чужой на чужой улице незнакомого города. Сюзан была словно одурманена и не знала, что будет дальше. Внезапно она почувствовала, что кто-то поднимает ее и сразу же ставит на порог дома.
— Теперь ты у меня дома, Сюзан, — сказал Блейк. Она стояла и смотрела на просторный прекрасный холл, почти лишенный мебели. На противоположной входу стене висела одна из картин Блейка, изображающая индианку, одиноко стоящую в раскаленной пустыне под жесткими палящими лучами солнца. Солнца было столько, что оно прямо-таки изливалось с полотна. Сюзан услышала голос Марсии, доносившийся с улицы:
— Блейк, подними и меня! И перенеси через порог!
Но Блейк с улыбкой повертел головой. Он обнимал Сюзан за плечи и спешил продемонстрировать ей комнаты. Она оглянулась и увидела, что дети в нерешительности остановились в холле.
