Мередит Дьюран - Не отрекайся от любви
Джулиан принял бы на себя вину за многое, но не за смерть проклятой собачонки. – Это были не мои конфеты.
– Да, я это знаю, – кивнула графиня. – Но сейчас это не имеет значения, я хотела поговорить с вами о моей кузине. Как я понимаю, вы спасли ей жизнь в Дели.
О, это уже интересно.
– Она рассказывает вам о том времени?
– Ну… – Леди Чад нахмурилась. – Вообще-то нет. Но она признала, что вы помогли ей бежать из города.
Значит, все, что копилось в душе Эммы, потом вырвалось на холст.
– Вы никогда на нее не давили?
Щеки графини порозовели.
– Конечно, давила! А как вы думали? Вы не знаете, на кого она была похожа, когда вернулась. Я… – Леди Чад замолчала, глядя в пространство.
– Вы боялись за нее, – мягко закончил Джулиан.
– Да. Очень.
– Она была настолько плоха?
– Вы и представить себе не можете насколько. Почти не разговаривала. Беспрерывные слезы. Иногда она из-за них дышать не могла. Гидеон даже поговаривал, что надо поместить ее в приют… – Графиня взглянула на Джулиана, испугавшись собственной неосмотрительности. – Но конечно, это были только слова, – торопливо закончила она.
– Рад слышать.
Джулиан не потрудился скрыть свое презрение, и румянец графини стал пунцовым.
– Да, только слова, – резко повторила она. – Да и то сказанные лишь вскользь. Эмма буквально потеряла рассудок. Но лорд Чад понимал, что это естественно после того, через что ей пришлось пройти. Это повлияло бы на любого.
– Да.
– И мне казалось, что если она выговорится… Но она этого никогда не сделает… Моя кузина ужасно упряма.
Принесли чай. Подождав, когда слуга выйдет, леди Чад наполнила чашки. Джулиан поймал себя на том, что барабанит пальцами по подлокотнику, и положил руку на колени.
Подав ему чашку, графиня с любопытством посмотрела на него:
– Интересно, а что бы вы могли рассказать о бегстве Эммы из Дели? Кстати, я не предложила вам сахар.
– Нет-нет, не нужно. Да, я мог бы поведать вам эту историю. Но думаю, что это дело Эммы. Вы не согласны?
– Вы не должны называть ее так фамильярно.
Пожав плечами, Джулиан взял чашку и, сделав глоток, поморщился. Он так и не полюбил чай. Ирония судьбы, поскольку безоговорочная любовь к чаю – это единственное, что объединяло англичан и индийцев.
– Но именно так я думаю о ней, – сказал он.
Леди Чад резко поставила чайник. Решительный нрав, отметил про себя Джулиан. Брызги полетели в его сторону, горячий дождь обрушился на его колено.
– Но мы отклонились от темы, – сладким тоном сказала хозяйка дома. – Я хотела поблагодарить вас за помощь, которую вы оказали моей кузине в то время. Но это не означает, что у вас есть право оскорблять ее, пользуясь тем, что она у вас в долгу! Вам очень повезло, что я не сказала об этом лорду Чаду. Он наверняка вызвал бы вас на дуэль. Пригласить ее бог знает куда! Безответственно играть ее добрым именем!
– Полагаю, она с этим справилась бы даже без моей помощи, – сухо сказал Джулиан.
Уставясь на него, графиня выстукивала ложкой по блюдцу какой-то воинственный ритм.
– Значит, мы с вами расходимся во мнениях, – категорично заявила она. – Поскольку я вижу, как изменилось ее поведение после событий у Локвуда. С того вечера она сама не своя. – Графиня, вероятно, решила, что этим проняла Джулиана, поскольку ее голос стал тверже. – Она плохо спит. Стала сварливой, рассеянной, угрюмой. А теперь еще – Боже милостивый! – совершенно неблагоразумной. Это не те перемены, которые мужчина желает вызвать в женщине, даже если он повеса и распутник.
Чего только не снесешь от женщины. Любой мужчина знал, что, сказав такое Джулиану, следовало браться за пистолет, дуэль неизбежна. Но леди Чад, видя, что ее выпад произвел эффект, спокойно попивала чай. У нее, без сомнения, тот же стержень, что и у Эммы. Джулиан улыбнулся. Эта женщина ему, пожалуй, нравится.
– Очко в вашу пользу.
– Да, – сказала графиня. Поставив чашку, она снова принялась постукивать ложкой. – Поэтому я хочу, чтобы вы меня поняли. – Каждое слово она подчеркивала резким ударом. – Вы, возможно, рассчитываете на защиту, имея столь высокий титул, но предупреждаю вас герцог, у меня есть собственные способы мести. Рука женщины хоть и мягкая, но длинная. И то, что она тонкая, не умаляет ее возможностей!
Блюдце разбилось.
Взглянув на осколки, графиня пожала плечами и бросила ложку на стол.
– Я человек закаленный, – сказал Джулиан, – Но вы сами отметили, что она упряма. Она переселилась бы в родительский дом независимо от моих действий.
– Дом! Дом меньше всего…
– И поскольку мы говорим откровенно, я мог бы также заметить, что ее недавняя меланхолия – всего лишь маленькое ухудшение состояния, в котором она находится, прячась от жизни, одинокая и подавленная.
Графиня заморгала.
– Вы… – она чуть качнула головой, – вы беспокоитесь о ней? Но вы едва знаете ее! Вы… – Леди Чад, задумчиво прищурившись, смотрела в пространство. – Вы не просто помогли ей бежать из Дели. Она мне никогда всего не рассказывала. Вы… это из-за вас она порвала с Маркусом?
– Нет, – сказал Джулиан, – это ее личный выбор. Хотя в душе я приветствовал такое решение.
– Так же, как и я, – мягко сказала графиня, сдвинув брови. Потом, встряхнувшись, она опомнилась. Ее внимание снова сосредоточилось на Джулиане. – Четыре года прошло. И вы думали, что она мертва.
– Да.
– А потом вы столкнулись с ней на балу. И вы… и она… – Леди Чад подалась вперед, до шепота понизив голос: – Вы… любите ее? Любили все это время?
Джулиан пристально смотрел на нее.
– Она не та женщина, какую я знал в Дели, леди Чад.
Графиня откинулась на спинку кресла, на ее лице отчетливо отразилось разочарование.
– Что вы хотите этим сказать?
Он пожал плечами:
– Понимаете, если бы вы попросили меня охарактеризовать ее тогда, я сказал бы, что жизнь ее побила, но не ранила. Ваша кузина удивительно умела радоваться жизни. Она тогда просто светилась, даже кораблекрушение не уничтожило этой радости.
– Да, – пробормотала леди Чад. – Я помню. Полная жизни, смеющаяся девушка.
– Но не теперь, – мягко продолжил Джулиан. – Именно так вы думаете, не трудитесь это отрицать. Что увидел бы в ней незнакомец сейчас? Усталость, страх, крушение надежд. Это непривлекательные качества, графиня.
– Как вы смеете… – начала было она, но тревога в глазах смягчила резкость тона.
– И переходя к сути, вокруг которой мы оба кружим, скажу, что посторонний человек заметил бы также легкую манию. Эти картины… это не плод работы спокойного ума.
Графиня встала:
– Вы отвратительны…
– Предваряя ваш вопрос, скажу – да.
