Сьюзен Джонсон - Прикосновение греха
— Господи Иисусе, — выдохнул Паша, шокированный столь невероятным зрелищем. Ее взрывная реакция несколько остудила его ярость, и он в примирительном жесте поднял руки. — Расслабься, — пробормотал он как можно спокойнее. — Просто расслабься и отдохни.
— Я не могу расслабиться, — заметила она. — У меня такое ощущение, будто я опять оказалась в плену. — Она вложила в слово «опять» всю силу своего презрения. — Угроза мужчины, пожелавшего обладать мною силой, не может не беспокоить меня. Более того, я намерена заставить тебя заплатить мне за нанесенные оскорбления. Для разнообразия.
Пока она говорила, на его губах играла слабая улыбка, а когда она закончила, он уже улыбался во весь рот. Злые огоньки в глазах погасли.
— Я что-то не так сказал?
— Как ты проницателен, — прошептала Трикси, прищурившись.
— Ты полагаешь, я не должен злиться?
— Во всяком случае, не на меня. Свое оружие она еще не опустила.
— А что, если я сдамся, — промолвил Паша мягко, опасаясь, как бы она не поранилась бутылкой, — ты это положишь?
— Прежде извинись, — сказала она тихо, но решительно.
— За что? — не без досады спросил Паша.
— За то, что оскорбил меня.
— Ты была с ним в одной постели.
Паша упрямо стиснул челюсти, сверля ее взглядом.
— Извинись. — Она гневно сверкнула глазами.
— А если извинюсь?
— Мне не придется тебя убивать, — ответила она с сарказмом.
Паша неожиданно расхохотался, сотрясаясь от смеха, побрел к кровати и рухнул на нее.
— Не вижу в этом ничего смешного, — обиженно заметила Трикси, осторожно отложив бутылку.
Лежа на спине, Паша широко раскинул руки и улыбнулся ей:
— Иди ко мне.
— Ты должен извиниться. — Она не собиралась сдаваться.
— В самом деле? Трикси кивнула. Паша нахмурился:
— Это что, так важно?
Ее ноздри затрепетали, и она кивнула.
— Тогда прошу прощения, — сказал он спокойно. — За ошибочность суждения и за грубость. — «Хуссейн все равно мертв», — подумал он удовлетворенно. — Теперь ты довольна? — Он пожирал взглядом обольстительную женщину, стоявшую в своей прекрасной наготе среди сверкающих осколков стекла.
— Да, спасибо. Принимай меня такой, как я есть. А не хочешь — скатертью дорога.
— Предпочту принять! — Эта женщина непредсказуема, даже грозилась убить его. С другой стороны, расставаться с ней в его намерения не входило. Ни при каких обстоятельствах. — Весь пол в осколках, — сказал он, сев на постели. — Позволь перенести тебя.
Окинув пол взглядом, Трикси вдруг осознала, что стоит голая посреди гостиничного номера, усыпанного стеклянными осколками, в Богом забытом греческом городке. Но чувствовала она себя скорее счастливой, чем грустной, скорее удовлетворенной, чем сердитой, и все потому, что сидевший напротив мужчина улыбался ей своей редкостной, обольстительной улыбкой.
— Ты тоже босой, — промолвила она.
— Не беспокойся обо мне. — Он сполз с кровати.
— Ты можешь ходить по битому стеклу?
От былой язвительности не осталось и следа.
— Я могу до тебя дотянуться и взять на руки, — ответил он.
Трикси не нашлась что сказать.
— У меня нет плана действий, — пробормотал он, раскинув руки с поднятыми вверх, как у сдающегося пленника, ладонями. Она остановила на нем взгляд. Его сила ей больше не угрожала, его гнев прошел, а огонь, горевший в глазах, был не враждебным, а соблазнительным.
— Я не поблагодарила тебя должным образом за спасение.
— Ты вообще меня не поблагодарила.
Говорил он тихо и вкрадчиво, лишь намекнув, что она уже давно могла бы отблагодарить его, если бы хотела.
— Ты слишком далеко от меня.
— Так лучше? — спросил он, когда, подхватив на руки, перенес через стеклянные осколки.
Держа ее в объятиях, он ласково и в то же время лукаво смотрел на нее. В этот момент он напоминал Трикси неукротимого, ненасытного Пашу, которого она ублажала у себя в спальне в Берли-Хаус.
— Черт, до чего же ты неотразим, — прошептала она. Паша расплылся в улыбке:
— Значит ли это, что я должен поторопиться с мытьем? — Ода.
— Heт, не помогай мне. В этом нет смысла, — ответил он на ее предложение помочь и быстро ополоснулся в уже остывшей воде.
Она стояла и смотрела, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, как ребенок в ожидании вознаграждения, пока он не позвал ее с улыбкой:
— Иди сюда. — Но в ванну он ее не пустил. — В этой воде тонны грязи, в то время как ты такая чистая, что скрипишь.
Намыливая одной рукой волосы, он протянул вторую к ней, чтобы привлечь к краю ванны, затем, запустив ладонь ей между ног, ввел внутрь два пальца.
От места проникновения вверх взвился фонтан трепетной радости, и у Трикси перехватило дыхание. Концентрация наркотических веществ в ее крови значительно уменьшилась, но и то, что еще оставалось, содержало изрядную долю стимулирующего начала, делая ее особо чувствительной к интимным ласкам. Она остро воспринимала любое прикосновение, а желание получить немедленное удовлетворение буквально сжигало ее.
— Еще, — прошептала она, опираясь на его ладонь.
Он повиновался, продолжая ласкать ее в прежнем ритме, даже когда на секунду погрузился в воду, чтобы смыть с волос мыльную пену.
— Для начала достаточно, — пробормотал он, вынырнув из воды и встав на колени. — Этот уровень чистоты меня вполне устраивает. — Он наклонился вперед и осторожно развел ей ноги, после чего прильнул ртом к пульсирующей точке ее наиболее чувствительного места.
Ощутив нежное прикосновение его волшебного языка, она прошептала:
— О Господи…
Возбуждение было настолько сильным, что она боялась потерять рассудок, и, почувствовав приближение оргазма, закричала:
— Нет, нет, не надо! — И открыла глаза.
— Со счастливым возвращением. Улыбнувшись, Паша вылез из ванны.
— Я забыла… — выдохнула она, не шевелясь и все еще ощущая разливавшееся по телу тепло.
Взявшись за полотенце, он бросил на нее недоверчивый взгляд. Она-то уж знала толк в оргазмах.
— …как хорошо с тобой.
— Благодарю вас, мадам, — промурлыкал он удовлетворенно. — Позвольте мне освежить вашу память.
— Да, Паша, пожалуйста, доставь мне эту радость.
Она находилась во власти чувств, воплощавших всю поэзию, остроту и страстность любви и нежной привязанности. Она не могла налюбоваться его улыбкой, такой щедрой, искренней и обольстительной, предназначенной ей одной.
— Я готов отправиться хоть на край света ради того, что ты мне даешь, — признался он, отбросив полотенце и направляясь к ней.
— Я бесконечно благодарна тебе за то, что ты меня спас. Нет слов, чтобы выразить всю глубину моих чувств.
