Лиза Клейпас - Герой снов
Они вошли в дом, и слуга тотчас проводил их к Николаю. Один из них держался тихо и почтительно, в то время как другой, узколицый, с неряшливой копной сальных черных волос, смотрел на князя с еле скрываемой издевкой.
– Князь Николай Дмитриевич, - произнес узколицый, - меня зовут Владимир Нечеретов, а моего спутника - Ермаков. Мы посланы из Тайного приказа в связи с известным происшествием на праздничном балу…
– Да, знаю. - Николай протянул руку к серебряному подносу с водкой. - Не хотите ли выпить?
Нечеретов не отказался:
– Благодарю вас, ваша светлость.
Николай неторопливо налил два стакана водки и, кивнув обоим сыскным, отхлебнул из своего.
Нечеретов оценивающе поглядел на Николая.
– Ваша светлость, мы явились, чтобы поговорить с княгиней Емелией Васильевной.
– Вам нет нужды с ней встречаться.
– Есть нужда, и великая, - настаивал Нечеретов, - Поступил донос, что она сегодня в присутствии государя произносила изменнические речи. А происхождение ее также весьма подозрительное…
– Она не представляет угрозы царю или кому бы то ни было, - прервал его Николай с вежливой улыбкой. - Красивая женщина, но не слишком разумная. Понимаете ли, она простая крестьянка, своих мнений и взглядов не имеющая. Боюсь, она неосмысленно повторила подслушанные слова. По всей справедливости вам следует задержать истинного виновника.
– Кто же это, ваша светлость?
С лица Николая исчезла улыбка.
– Я, - без обиняков ответил он. - Даже простые расспросы докажут, что у меня вышла размолвка с государем. Всем известно, что из России вытянуты все соки ради царского престижа. Я осмелился объявить об этом прямо в присутствии государя.
Нечеретов внимательно посмотрел на него и допил свою водку.
– Нам все равно нужно допросить вашу супругу, ваша светлость.
– Вы зря потратите время. - Николай небрежно вытащил из кармана черный бархатный кисет и слегка подкинул на ладони, демонстрируя его тяжесть. - Уверен, что вы человек весьма влиятельный. Надеюсь, вы сможете устроить так, чтобы о ней забыли.
Приняв из рук Николая кисет, Нечеретов открыл его и наклонил над ладонью, высыпав на нее часть содержимого. В кисете оказались алмазы чистой воды размером в пятнадцать - двадцать каратов и более того. Многие из них были ограненными. Они представляли собой огромное состояние. Алмазы сверкали в глубокой горсти Нечеретова, как озерцо белого огня. Николай с трудом удержался от язвительной усмешки, когда оба сыскных прерывисто задышали.
Нечеретов тихо проговорил:
– Коль скоро она всего-навсего тупая крестьянка, ее и в самом деле нечего допрашивать.
– Рад, что мы сходимся во мнении. Нечеретов посмотрел прямо ему в глаза.
– Но, отведя подозрения от супруги, вы приняли всю вину на себя, и теперь мы обязаны доставить вас в Кремль для допроса.
– Разумеется. - И несмотря на ожидавшую его верную гибель, Николай вздохнул с облегчением.
***Уже три дня Николай находился в Беклемишевской башне Кремля - древней твердыни на Москве-реке. В каменной крепости было холодно и мрачно. Николай видел свое дыхание в стылом воздухе камеры. Как ни странно, никто не приходил допросить его. Он сидел в тишине и ждал. Два раза в день ему давали воду и плошку заваренной мучной болтушки. В камере не было ни тюфяка, ни даже кучки соломы. Двое сокамерников Николая сидели на полу с пустыми глазами, безучастными лицами и не откликались на вопросы. Они не назвали своих имен, предпочитали молчать, и только раз кто-то из них отозвался на слова князя о том, что им могли бы дать по крайней мере одеяла.
– Нам ничего не полагается, - невыразительным голосом пробормотал он. - Проступки бояр судят строже, чем бунт простолюдина, потому что от высших царь ждет большей преданности.
Другой молчал, он был явно болен. Сырой холодный воздух камеры на глазах ухудшал его состояние, вызывая тяжкий кашель и сильную лихорадку. На третий день их обоих увели, и больше они не вернулись.
Николай, слушая далекие крики пытаемых, нечеловеческий, болезненный вой, задумался, не кричит ли это кто-то из его бывших сокамерников.
Он начал вспоминать, как его пытали в девятнадцатом веке, и впервые за все время испугался. Покорность судьбе покидала его. Ему не пройти снова через этот ад. Телесные увечья зажили, раны зарубцевались, но душевные страдания… Нет, он не вынесет этого снова. Скорчившись на голом полу, Николай уперся спиной в холодную стену Никогда еще не чувствовал он себя таким одиноким.
Прошел еще день или два, и он понял, что заболел. Его трясло, голова горела, мысли путались. Все стало бессмысленным. Обхватив себя руками, чтобы унять дрожь, он то ли проваливался в беспамятство, то ли засыпал… и наконец позволил себе заплакать. В бреду являлись ему видения: Тася… его отец… Джейкоб… Миша, его покойный брат, смотревший на него с тоскливым укором… Он прятал от них глаза, не хотел смотреть, звал Емелию… Эмму… но они не приходили. Николай говорил видениям, что скоро умрет, что хочет увидеть жену, положить голову ей на колени и заснуть навеки…
Однажды в момент просветления Николая навестил нежданный гость: к нему пожаловал царь Петр собственной персоной. Съежившись в углу, Николай безучастно наблюдал за гигантской фигурой, возникшей на пороге мрачной, вонючей темницы.
– Николай, - обратился к нему Петр, и его бас гулко отразился от голых каменных стен, - мне сказали, что ты болен, и я решил навестить тебя.
– Зачем? - хрипло спросил Николай, еле выдавливая слова через потрескавшиеся губы.
Петр смотрел на него, как родитель на блудного сына.
– Я хотел лично убедиться, можно ли пробудить в тебе здравый смысл. Это не похоже на тебя, Николай. Несколько месяцев ты был сам не свой. Любовь, которую ты питал ко мне, твоя глубокая преданность… куда они делись?
Николай отвернул лицо, не трудясь отвечать.
– Ты позволил бабе погубить себя, - тихо продолжал Петр. - Простая крестьянская девка! Она отвратила тебя от меня, приворожила к себе каким-то заклятием. Иначе ей не удалось бы вытеснить из твоего сердца все, что ты ранее любил и почитал.
Жестокий приступ лихорадки сотряс Николая, и он еще больше вжался в угол.
– Я никогда никого… и ничего… не любил… до нее.
Царь вздохнул и присел рядом с ним на корточки.
– А теперь она довела тебя до погибели. Разве от добра придет такое унижение и разорение?
– Я не предавал вас, - промолвил Николай.
– Пока нет, но семена измены уже посеяны. Я должен быть самым главным в твоей жизни, только я, и никто кроме! Даже не Всевышний! Именно это необходимо мне, чтобы переделать Россию. - Петр пристально вглядывался в лицо Николая. - Даже теперь, - незлобиво продолжал он, - ты одно из самых прекрасных божьих творений, какое я когда-либо видел… Тебе было дано так много, Николай. Неужели тебе суждено прийти к ужасному концу?
