Элизабет Лоуэлл - Только ты
Рено протянул ей руку. Когда Ева взяла ее, он поцеловал ей ладонь и повел к тому месту, где на хвойном лапнике была устроена постель. Находилась она в нескольких сотнях футов от костра, чтобы никакой случайный пришелец не увидел их.
Брезент зашелестел под ногами, когда Рено и Ева одновременно опустились на ложе.
— Я никогда не забуду запаха сирени, — прошептал он. — Это твой запах.
Ева не успела ответить. Рено запечатал ее рот долгим, крепким поцелуем. Под конец оба дышали часто и возбужденно. Длинные пальцы скользнули по рубашке Евы и сняли ее. Лифчик серебрился при свете луны. Рено нагнулся и коснулся губами пульсирующей жилки на шее Евы.
— Когда я увидел тебя впервые в этом лифчике, — признался Рено, — мне захотелось снять его и спрятать лицо у тебя на груди.
Улыбнувшись, Ева расстегнула лифчик и отбросила его в сторону. Белые полушария упруго закачались в лунном свете.
— Сирень и розовые бутоны, — прошептал Рено. — Господи, какая ты сладкая.
— Это мое мыло.
— Нет, моя девочка. Это твои груди.
Рено поцеловал один сосок, затем другой. Ласка губами и языком сделала свое дело, и соски напряглись. Ева мурлыкнула, а затем застонала от удовольствия, когда Рено стал нежно покусывать ее.
— Я могу всю тебя искусать, — сказал он. — С головы до пяток и потом наоборот.
— А я могу сделать то же самое тебе?
На мгновение Рено замолчал. Чувственная волна прокатилась по его телу.
— Тебе не надо это делать. Я никогда не просил об этом женщин.
— А я хочу, — шепотом возразила Ева. — Я хочу познать тебя всеми способами, какими женщина может познать мужчину.
Их освещала луна и овевал прохладный горный воздух. Рено натянул на обоих одеяло и заключил в объятия податливую, нежную, нагую Еву.
— Я мечтал об этом с первого раза, когда увидел тебя, — хрипло произнес он. — Мне хотелось обнять тебя нагую и почувствовать, как ты прижимаешься ко мне.
Ева собралась было что-то сказать, но дрожь удовольствия, пронизавшая ее, лишила ее дара речи.
Впрочем, для Рено достаточно красноречив был и этот молчаливый ответ. Негромкий стон вырвался из его груди, когда он ощутил трепет девичьего тела.
— Это становится с каждым разом все слаще… Только ты так действуешь на меня… Я не понимаю, почему, но это неважно. Я хочу тебя… И с каждым разом все больше… Только тебя…
— Я это чувствую… С каждым разом все больше…
Рено с трудом слышал то, что говорила Ева. Тонкие девичьи пальцы обвились вокруг его возбужденной плоти. Ритмичные скользящие движения породили пламя, которое побежало по всему телу. Наслаждение было жгучим и всепоглощающим.
Затем Ева откинула одеяло, опустила лицо к его бедрам и преподала урок страсти.
Рено горячечно шептал ее имя, а Ева то легко, то жадно припадая, целовала свидетельство его возбуждения. Ее атласный язык ласкал мужскую плоть на всем протяжении от напряженного основания до нежного окончания.
Когда девичьи губы окружили и упруго сжали горячее пульсирующее окончание, Рено попытался что-то сказать, но не смог. Вокруг не было воздуха, только блаженно обжигающее пламя. Рено изо всех сил пытался сдержать надвигающийся шквал разрядки. Сжав кулаки, он хрипло, продолжительно застонал.
— Рено, — шепотом спросила Ева, — я сделала тебе больно?
Его смех был таким же прерывистым, как и дыхание.
— Ну что ты, сладкая девочка. Ты убиваешь меня, но это никак нельзя назвать болью.
Он почувствовал, как вздох Евы опалил его влажную, чувствительную кожу, и новая волна наслаждения пробежала по его телу.
— Тебе приятно? — спросила Ева.
— Приятнее может быть только одно…
— Что?
— Когда я вхожу в твое лоно, в твою сладкую…
Рено не смог закончить фразу. Он застонал, снова почувствовав обжигающее прикосновение девичьего рта.
Он замер, слушая, как в нем, подобно обвалу, нарастает экстаз.
Внезапно он понял, что больше не в состоянии сдерживаться.
— Ева, я…
Рено содрогнулся, охваченный пламенем.
Склонясь над ним, девушка шептала что-то нежное.
Рено испытал еще одно содрогание, прежде чем подтянул Еву и поставил над собой таким образом, чтобы расцветший девичий цветок оказался над его лицом.
— Чуть повыше, — хрипло сказал Рено, — чтобы мне было удобнее… Сдвинься сюда… Вот так, чудесно… Так и оставайся, моя сладкая девочка.
Скользящее движение языка обожгло Еву, словно молния. Хриплый выдох ее перешел в прерывающийся стон, когда длинный палец проверил степень ее возбуждения.
Рено убедился, что Ева действительно получила удовольствие, когда он столь интимно ласкал ее, и счастливо засмеялся. И уже не один, а два пальца скользили внутри девичьего грота, наслаждаясь его теплом.
— Тебе понравилось ласкать меня так, как ты ласкала, — сказал Рено, зарываясь между горячих девичьих лепестков.
— Да, я…
Ее слова превратились в бессвязный набор звуков, когда зубы Рено деликатно сомкнулись вокруг чувствительного узелка. Хлынул теплый поток, говоривший, что все ее тело наслаждается, все открыто блаженству.
— Не сопротивляйся этому, — произнес Рено хриплым голосом. — Пусть все идет своим чередом.
— Но…
Его зубы и язык продолжили изысканную восхитительную ласку.
— Поделись со мной, сладкая девочка.
Рено почувствовал дрожь ее экстаза. Он продолжал ласкать ее, вкушая шелковистый теплый дождь и наслаждаясь его ароматом. Когда силы у Евы иссякли, он приподнял ее и уложил рядом с собой. Некоторое время Ева лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к тому, как постепенно затихали содрогания в ее теле.
Когда Ева пришла в себя, Рено, опершись на локти, смотрел на нее полными желания глазами. В руках он держал тонкие испанские стержни. Он наклонился и нежно поцеловал девушку. В его глазах читался немой вопрос. Не колеблясь, она взяла один из стержней.
Стержень сохранял тепло руки Рено.
Рено расположился между девичьих ног, занял нужную позицию. Ева обвила ими его, словно делясь своим теплом.
— Ты уверена? — прошептал он. — Это может меня… свести с ума.
Ева улыбнулась и развела бедра, принимая Рено. Концы стержней встретились, соединились, сверкнули и полыхнули беззвучным взрывом огня. Мир уплыл, когда Ева и Рено слились в единое целое. Они исступленно целовали друг друга и ласкали до тех пор, пока всепоглощающий восторг не объял их переплетенные тела, сплавив две плоти в единую жизнь, две половины в одно целое.
И уже слитые, они узнали, что экстаз был пламенем, постоянным и в то же время всегда новым, сжигающим все, кроме самого себя, подобно таинственной птице Феникс, способной возрождаться из пепла.
