Шеннон Дрейк - Среди роз
— Как бы не так! — воскликнула Женевьева, молясь о том, чтобы больше Тристан не прочел ни слова, ибо желание все больше охватывало ее. Несмотря на весь гнев, досаду и ярость, ее неудержимо влекло к Тристану, потому что его прикосновения вызывали в ней внутренний трепет. Он улыбнулся, словно догадавшись о том, что она чувствует.
— Женевьева, доверься мне. О тебе мне многое известно, и я стараюсь понять тебя. Ты — словно чудесная книга в роскошном переплете. Меня завораживает каждая фраза. Я хочу заглянуть в твое сердце и душу, спрятанные глубоко под сафьяновым переплетом, который ни за что не решусь испортить.
Тристан просунул ладони под разорванный лиф, лаская грудь нежно и пылко, продвигаясь ниже и снова разрывая ткань.
— Так о чем ты мечтаешь, дорогая? — Женевьева вскрикнула, когда он отстранился, разглядывая ее с благоговением, словно произведение искусства. — Шелк и бархат… и позолота — нет, чистое золото, самой изысканной работы. Это так завораживает, что любой мужчина будет стремиться дочитать эту книгу, пусть даже вопреки своей воле. Вырваться из плена этих чар ему не удастся. Поэтому я предупреждаю, дорогая: ты не будешь мечтать ни о ком, пока в твоей жизни есть я. Я без ума от этого переплета, изысканных слов, сюжета, который сплетаю сам… — Тристан снова скользнул по легкой округлости живота и упругой груди.
Удивленно взглянув на него, она прошептала:
— Ты и вправду сошел с ума!
— Думаешь? А кто в этом виноват? Да, это правда. Я обезумел от нестерпимого желания проникнуть в суть этой книги, выучить наизусть каждую страницу!
— Тристан…
Она попыталась встать, но он обвил ее руками и закрыл ей рот жадным поцелуем. Женевьева поникла под ним, тоже охваченная желанием познать его, прочесть, как книгу, разобраться, как в запутанном сновидении. Тристан перевернул ее на живот и покрыл спину поцелуями — от затылка до поясницы.
Женевьева смеялась, пока смех не сменился страстными стонами, и она, обвив руками его шею, содрогнулась от восторга. Теперь оба они стали героями одной прекрасной повести. Потом наступило радостное облегчение, и вскоре они затихли, держа друг друга в объятиях; Женевьева не понимала, как Тристану удается заставить ее не только извиваться и пылать от страсти, но и смеяться.
* * *Утром ее разбудил яркий солнечный свет. В зале уже слышались голоса гостей. Сев на постели, Женевьева увидела, что Тристан смотрит на нее в упор, любуясь блеском солнца на распущенных волосах, которые прикрыли грудь. Смутившись, она попыталась встать, но он жестом остановил ее.
— Не надо, Тристан! — воскликнула Женевьева, но он уже прильнул к ней. Она опасалась, что гости услышат их, Тристан решительно тряхнул головой.
— Я должен оставить здесь свое клеймо. Из-за этого человека.
— Я уже ношу твое «клеймо»!
— Миледи, женщина, только что узнавшая всю прелесть любовных утех, должна светиться от счастья. Пусть он увидит это.
Возразить Женевьева не успела. Когда она наконец встала, умылась, оделась и спустилась в зал, у нее в ушах эхом отдавались его слова. Она поминутно краснела. Если бы не Тристан, она сумела бы держаться с достоинством…
— О да! Сияющая роза… — прошептал Тристан. Она украдкой толкнула его в бок. — Алая роза, — иронически продолжал он. — Чудесная, но неприступная, с острыми шипами.
Глава 19
Если бы не Гай, Женевьева была бы рада приезду гостей. Близилось Рождество, снегопад продолжался, в замке царило веселье. Каждый вечер Грисвальд готовил настоящий пир, в зале показывали свое искусство музыканты и акробаты.
Лорд Гиффорд и его спутники намеревались провести Рождество в Иденби. Женевьева не знала, о чем Гиффорд беседовал с Тристаном, но поняла, что его призывают ко двору. В присутствии гостей она не решалась спросить об этом Тристана. Они оставались наедине только по ночам и сразу забывали о дневных заботах.
Тристан и Джон дружески беседовали с Томасом Тайдуэллом, вспоминали о бурной юности, о ее ошибках и удачах. Позабыв о былых бедах, они смеялись и поддразнивали друг друга. В сочельник в зале замка собрались крестьяне, торговцы и ремесленники с женами и дочерьми. По традиции Тристан и все домочадцы омыли ноги бедным и страждущим и раздали им монеты, а когда ритуал завершился, священники Томас и Ланг благословили всех собравшихся. После этого начались танцы. Босоногая Тэсс радостно кружилась по залу в объятиях Тристана, а затем ее подхватил Тибальд. Гай попытался пригласить Женевьеву, но лорд Гиффорд вовремя избавил ее от слишком пылкого поклонника.
Женевьева и Эдвина танцевали и с крестьянами, и с пастухами, а Тристан и гонцы короля приглашали на танец молочниц. По обычаю в этот день никто не вспоминал о сословных различиях. Подали пунш в огромной чаше; всю ночь гости ели, пили и веселились.
Для Женевьевы эта ночь стала особенной: несмотря на усталость, ее охватило радостное возбуждение. Наконец священники удалились в одну из комнат замка, чтобы обсудить богословские вопросы, а гости начали постепенно расходиться по домам. Усталая Эдвина ушла спать вместе с Анной. Гай куда-то исчез. В большом зале перед очагом сидели Джон, Томас Тайдуэлл и Тристан. Женевьева хотела покинуть их, но Тристан усадил ее к себе на колени.
В такие минуты Женевьеву переполнял восторг, она жалела, что не познакомилась с Тристаном в прежней жизни, много лет назад — до того, как свершились страшные преступления.
— …Видел бы ты его лицо! — восклицал Томас Тайдуэлл. — Тристан решил во что бы то ни стало доказать отцу, на что способен. Он вздумал укротить огромного черного жеребца, а тот сбросил его прямо в канаву!
— Тогда мне было всего девять лет, — напомнил Тристан. — Я был младшим в семье. Мне казалось, что я должен совершить такой подвиг.
— Твой брат хохотал до упаду, — улыбнулся Джон.
— Да, как и сам эрл. А потом отец задал тебе хорошую трепку!
— И поделом! — засмеялась Женевьева. — Жаль, что я не видела этого!
— Но ты все же укротил этого коня, — продолжал Джон.
— Да, а справиться с Паем было уже гораздо легче. Кстати, Женевьеве известно, на что способен Пай, — заметил Тристан.
Она опустила глаза, удивляясь тому, что этот рассказ так развеселил ее. Удовлетворенно вздохнув, Женевьева поудобнее устроилась на коленях Тристана и начала задремывать. Когда Тристан поднялся, у нее едва хватило сил попрощаться с гостями. Добравшись до постели, она устало опустилась на нее и сразу закрыла глаза.
— Женевьева, в туфлях спать неудобно.
— Я не могу пошевелиться… — простонала она. Тристан разул ее, гладя усталые ступни, пальцы и пятки.
