Аннет Клоу - Колдовское наваждение
— О, господи! Джексон! Ты помнишь наш разговор перед отъездом? Или ты подчиняешься мне, или оставляешь нас. Здесь нет места тому, кто только обещает, но ничего не делает для здоровья Эмиля. А теперь выбирай! Или ты делаешь то, что я тебе говорю, или я выведу тебя за дверь и прикажу привести своих новых слуг. Они быстро все уладят, — гневно сказала Патриция.
Джексон боялся даже взглянуть на Патрицию. Он не сомневался, что она выполнит то, что обещала. Сержант не хотел перечить Эмилю, но он также не хотел, чтобы совершенно незнакомые люди пришли сюда и раздевали его. Еще раз, взглянув на разгневанную Патрицию и убедившись, что та непоколебима, он стал решительно расстегивать пуговицы на рубашке полковника. Но Шэффер не собирался так просто сдаваться. Он начал самую настоящую борьбу и пытался здоровой рукой отбиться от сержанта. Патриция и Джексон стали держать Эмиля, а включившаяся в борьбу тетушка Моника сама расстегнула ему рубашку.
Эта возня только позабавила знахарку, и она, улыбаясь, заявила Патриции одобрительно:
— Ты — сильная женщина, и мужчина твой, оказывается, воин. Он тебя ровня.
Она сразу заметила, как неприязненно смотрит Эмиль на свою жену, но за долгие годы тетушка Моника давно поняла, как мало разбираются мужчины в тех, кто им хорошо подходит. Она ловко сняла с Эмиля всю одежду, пока его жена и сержант удерживали его. Наконец процедура раздевания была закончена, и Эмиль прекратил сопротивляться. Он затих и только отвернул свое окаменевшее лицо от Патриции.
Она поняла, что творится у него на душе — он стыдился выставлять напоказ свое искалеченное тело. На его левом боку виднелись два небольших шрама, но зато вся левая рука была иссечена вдоль и поперек рубцами сине-багрового цвета, а в одном месте даже была глубокая вмятина, видимо, на месте раны, достигшей до самой кости. Такой же вид имела и его нога, только к шрамам там добавлялись глубокие отметины от шрапнели. Его голень была переломана в двух местах, и видно было сразу, что кости срослись неправильно. Обе ноги, некогда бывшие мускулистыми, сейчас выглядели дряблыми и уже начинали усыхать.
У Патриции судорожный ком застрял в горле при виде этой ужасной картины.
«Бедный Эмиль! Когда-то он был таким сильным и гибким! Как ему сейчас тяжело осознавать свою беспомощность! Как он страдает!» — думала она и незаметно утерла набежавшие на глаза слезы. Зачем Эмилю видеть их?
Патриция заставила себя сосредоточиться на том, как тетушка Моника обследовала своими руками ноги и руку Эмиля. Знахарка наказала ей следить за ее руками и запоминать все, а сама стала массировать руку больного. Эмиль искривился от острой боли, когда Моника запустила свои сильные пальцы ему в мышцы и стала разминать их. Видя, как изменился Эмиль в лице, она сказала:
— Ах, значит, ты чувствуешь. Это хорошо. Если бы ты ничего не чувствовал, вот тогда было бы хуже. Значит, в руке есть жизнь. А теперь, посмотри! — обратилась она к Патриции. — Вот эта бутылка с мазью, что я приготовила. Я ее оставлю тебе. Ее нужно втирать в кожу так, как это делала я.
С этими словами она раскрыла бутылку и вылила на руку жирную светло-зеленую жидкость, сильно пахнущую какими-то травами. Моника умело втирала мазь в руку и ноги Эмиля. К тому времени, когда она закончила процедуру, его лицо покрылось испариной. Знахарка тронула больного за плечо и с симпатией в голосе произнесла:
— Я знаю, что это очень больно. Тебе придется долго лечиться. Но если ты хочешь двигаться, если ты хочешь, чтобы твои рука и ноги работали, то ты должен терпеть любую боль. Приготовь себя к страданиям. И помни! Если есть боль, значит, ты живой. А вот тут у меня есть кое-что, чтобы облегчить твою боль.
Она извлекла из корзины маленькую стеклянную бутылочку и вылила ему несколько капель в рот. Затем она передала эту бутылочку Патриции и сказала:
— А это — тебе! И не давай ему много, иначе он не сможет без этого жить. Давай по несколько капель в том случае, когда боль станет невыносимой. Смотри и запоминай то, что делаю я. Делай это по два раза в день.
Тетушка Моника осторожно подняла его левую ногу и начала другой рукой сгибать ее в стопе. Это она проделала несколько раз, а затем стала сгибать ногу в колене, подтягивая колено к его груди. Эмиль долго терпел, но в какой-то момент боль стала совсем невыносимой, и он стал ругать знахарку, которая не обратила на его ругань никакого внимания. Наконец она отпустила его, но то же самое начала проделывать с другой ногой.
— Делай так дважды в день, — повторила она Патриции, которая стояла рядом, страшно побледневшая от увиденного. Она не могла себе представить, как она сможет делать это, причиняя Эмилю такую боль.
— Через неделю начнешь проделывать это четыре раза в день, — поучала Моника. — И не беспокойся, боль начнет постепенно исчезать, если будешь делать это постоянно. Верь мне. Видишь ли, его мышцы долго бездействовали, и теперь очень трудно будет их восстановить. Ты видела когда-либо, как обучают ребенка? Ты думаешь, что ребенок учится с большой охотой? Точно так же и здесь — рука и ноги, как ленивые ученики. Только ты будь умнее их. И ты должна научить их, должна заставить их работать, — сказала Моника.
Патриция слегка засомневалась:
— А вы уверены, что это поможет?
Тетушка Моника фыркнула:
— А ты думаешь, что легко вылезти из такой болезни? Нет, исцеление надо выстрадать. Просто так ничего не происходит. Я видела твоего сына. Он легко тебе достался? Или тебе не пришлось вынашивать его девять месяцев? И неужели он тебе достался без боли? Такие чудеса происходят только тогда, когда умеешь ждать, трудиться и терпеть!
Патриция кивнула в знак согласия.
— Да, и вот еще что ты должна делать — протирай его искалеченные конечности теплой водой несколько раз в день. Лучше, если ты накипятишь воду из ручья, что течет в камнях. Главное, помни, что вода должна быть теплой. Я приду через две недели посмотреть, как идут дела. Помни! — сказала она и, взяв Патрицию за руку, посмотрела ей в глаза. — Все зависит от тебя. Ты должна быть упорной. Слабая женщина не сможет спасти мужчину!
Патриция улыбнулась Монике, стараясь не глядеть на мертвенно-бледное лицо Эмиля.
— Я сделаю все так, как надо.
— Я знаю, — ответила Моника и отдала ей корзину с бутылками.
Моника величественно вышла из комнаты, а Патриция подошла к шнурку звонка у двери и подергала за него. Вскоре в двери показалась одна из аккуратных, опрятно одетых служанок гостиницы.
— Я хочу, чтобы вы приготовили теплую ванну для полковника Шэффера, — сказала она. Затем она повернулась к сержанту и добавила: