Лаура Кинсейл - Летящая на пламя
— Я не знаю, почему плачу. Просто… этот гусь… — Олимпия всхлипнула и вновь смахнула слезы рукой. — Нет, пожалуй, вы не способны это понять.
Шеридан ничего не сказал Олимпии. Она долго смотрела на зажаривающегося гуся, а затем отважилась перевести взгляд на Шеридана. Он чуть заметно улыбался, глядя на нее.
— В первый раз за все это время, — воскликнула она дрогнувшим голосом, — я сделала что-то действительно… жизненно важное! Мне кажется… вы считаете меня… очень глупой.
Шеридан опустился на корточки, взял пластинку, аккуратно снял жир с гуся, уселся по-турецки рядом с Олимпией и, закрыв глаза от блаженства, начал пробовать долгожданную еду.
— По своей исторической значимости, — сказал он, задумчиво глядя на пластинку, — ваша удачная охота на этого гуся, на мой взгляд, равна принятию Великой хартии и такому событию, как второе явление Христа.
Взглянув на него сквозь пелену слез, Олимпия не могла не улыбнуться нелепости такого умозаключения.
— Мы должны запомнить нынешнее событие во всех подробностях, — продолжал Шеридан, — чтобы иметь возможность дать все необходимые сведения для энциклопедии, где это достопамятное событие будет, конечно, описано на трех страницах и займет свое место перед статьей о Гутенберге и отпечатанной им Библии. Составители статьи о нашем гусе могут, например, задать нам вопрос о том, сколько времени ушло на его приготовление. Вы готовы ответить на него?
Олимпия с тоской взглянула на вертел.
— Я бы ответила, что, по моему мнению, он жарился десять тысяч лет.
Шеридан разразился таким громовым смехом, что Олимпия вздрогнула от неожиданности. Но его хохот, как ни странно, успокоил ее, и она робко улыбнулась ему в ответ.
Шеридан снова собрал на костяную пластинку жир и передал ее девушке.
— Без сомнения, эта птица будет известна будущим поколениям просто под именем Гусь, — заметил он. — Но я считаю, что значительность данного события требует большей пышности в именовании этой водоплавающей птицы. И поэтому предлагаю именовать ее отныне Славным Гусем Ее Королевского Высочества Принцессы Олимпии Ориенской, острова Английский Малун и группы Богом Забытых Островов. Таким образом, как вы видите, статья о нашем гусе будет помещена под буквой «С».
— Да, но в любом случае статья о фельдмаршале Веллингтоне, к нашему стыду, будет помещена в энциклопедии впереди статьи о Славном Гусе.
— Тогда мы назовем его Более чем Славный Гусь. В конце концов, кто такой этот ничтожный фельдмаршал? Ну разбил он Наполеона при Ватерлоо, и что дальше?
Олимпия невольно засмеялась.
— Что? Вы смеетесь? — Шеридан изобразил на своем лице удивление. — Вы сразу изменились и очень похорошели.
Он порывисто обнял девушку за плечи и прижался лбом к ее лбу. Олимпия на секунду застыла от неожиданности и тут же отпрянула от него. Но ей некуда было убежать, да и Шеридан не позволил бы это сделать. Вечерний воздух был таким холодным, остров — таким безлюдным, а положение — таким отчаянным, что Олимпия застыла на месте не решаясь отодвинуться от Шеридана.
Он тем временем снял гуся с вертела и, используя маникюрные ножницы Олимпии и свой нож, разделил его на две равные порции. Вместо ложек и вилок пошли в ход пальцы и пластины из китового уса.
Олимпия вонзила зубы в сочное мясо со слегка обуглившейся корочкой и зажмурилась от блаженства. Гусь был очень вкусным, несмотря на то что на зубах скрипел песок, а начинка из морских водорослей имела неприятный солоноватый привкус. Олимпия была так голодна, что съела и начинку из водорослей и мидий, хотя подобной еды ее желудок мог и не выдержать. Когда они съели половину гуся, Шеридан снова обнял Олимпию за плечи и перехватил ее руку, тянущуюся за очередным куском.
— На сегодня хватит, мой прожорливый мышонок. Оставим это на завтрак.
Олимпия смутилась и отдернула руку.
— Да-да, конечно… — пробормотала она.
Она сидела не шевелясь, чувствуя тяжесть его руки, лежащей на ее плечах, и не зная, куда спрятать глаза от смущения.
— Но вы должны съесть еще хотя бы кусочек. Я уверена, что вашему организму требуется больше пищи, чем моему, — промолвила она убежденно.
— Я привык довольствоваться и куда более умеренным количеством еды. А вы не привыкли к лишениям. — Он крепче обнял ее. — Кроме того, мне необходимо держать вас в хорошей форме, чтобы вы могли и дальше удачно охотиться на гусей к нашему столу.
Олимпия взглянула ему в глаза, испытывая мучительное желание вновь примириться с этим человеком, поверить в надежность объятий его крепких рук, которые, казалось, могут защитить ее не только от опасности, но даже от страха и усталости, накативших на нее теперь, когда она утолила голод. Шеридан казался таким надежным, таким веселым, бодрым, уверенным в себе, в то время как сама Олимпия могла в любой момент впасть в панику.
Шеридан улыбнулся девушке, глядя на нее сверху вниз. Все сомнения Олимпии развеялись словно дым. Она позволила себе наконец расслабиться, уютно устроившись в его объятиях.
— Вы, наверное, бывали еще и не в таких переделках, — сказала она.
— В куда худших, — подтвердил он.
Шеридан наслаждался теплом, исходившим от нее, хотя ее руки и щеки были холодными как лед.
— Расскажите о самом опасном приключении в вашей жизни, — попросила она, стараясь отвлечься от мыслей, смущавших ее.
Он с недовольным видом взглянул на девушку.
— Уверяю вас, это не самая интересная тема для разговора.
— Я знаю, что вы пережили на своем веку несколько ужасных сражений.
Шеридан ничего не ответил и прекратил поглаживать ее по плечу.
Олимпия искоса взглянула на него. Он пристально вглядывался вдаль, где сгущались сумерки. Девушка заметила, что по его лицу пробежала тень.
— Простите, — сказала Олимпия. — Я не хотела расстраивать вас.
— Не извиняйтесь, вполне естественно, что вы об этом спросили, — сказал Шеридан и вновь замолчал.
— А вам никогда не приходила в голову мысль оставить флот? Я имею в виду, после окончания войны.
— Мадам, я тридцать лет жил лишь одной мечтой — оставить службу на флоте.
— Но вы так долго не подавали в отставку.
Шеридан начертил что-то ножом на песке и тут же стер рисунок.
— Однажды я попытался воплотить свою мечту в жизнь.
— И что из этого вышло?
— Ничего, выйдя в отставку, я бы оказался без средств к существованию. Мне эта мысль очень не нравилась.
Пар от его дыхания смешивался с дыханием Олимпии. Шеридан снова взглянул на свой нож и начертил на песке круг с точкой посередине.
— Я боялся, — добавил он мягко, — что в таком случае могу убить кого-нибудь.
