Жюльетта Бенцони - Золотая химера Борджа
— Как это? Князь уехал позвачера вечером. Люсьен заказал ему такси и сам сказал шоферу адрес: Лионский вокзал.
— Да. Так все и было. Однако на поезде, прибывшем в Венецию, князя не оказалось.
— Иисус сладчайший! Что же делать-то? — возопил мажордом, молитвенно складывая руки и поднимая глаза вверх.
План-Крепен тоже посмотрела наверх и ответила:
— Ничего не поделаешь. Придется все ей рассказать.
Она выпила коньяк, который, однако, ничуть не уменьшил ее тревоги, и стала медленно подниматься по той самой лестнице, по которой только что летела вихрем вниз.
Сиприена будто приклеили к мраморному полу вестибюля, он стоял и прислушивался: что там наверху? Ему показалось, он услышал вскрик, потом скрипнула дверь, которую прикрыли, и стало тихо-тихо.
— Это еще не все, — продолжала Мари-Анжелин, наклонившись к маркизе. — Я не сочла нужным сообщать все подробности Сиприену. Как мы понимаем, господин Бюто не уехал сразу с вокзала, а отправился к начальнику поезда, потом поговорил с проводником, тем самым, который отвечает за спальный вагон. Проводник подтвердил, что князь Морозини занимал четверное купе, но он сам до этого ни разу не видел нашего Альдо. В тот вечер князь сказал, что болен, и попросил принести ужин в купе.
— Болен? Уезжая, он прекрасно себя чувствовал!
— Именно это я и сообщила бедному Ги, и он пришел в страшное волнение, потому что проводник сказал ему, что состояние здоровья князя за ночь не улучшилось, он душераздирающе кашлял и утром сошел в Бриге…
— В Бриге?! Он сошел в Бриге? Как Полина? Прелестный городок, не спорю. Старинный замок Стокальпер, безусловно, заслуживает осмотра, но кроме замка, там ничего больше нет. Лыжи, экскурсии в горы. Там совершенно нечего делать. Альдо что, с ума сошел?
— Нет, не похоже. С вашего позволения, я хотела бы сделать одну умную вещь, которая только что пришла мне в голову.
— Скажите какую.
— Переоденусь и съезжу на набрежную Орфевр. Комиссар должен немедленно узнать о том, что произошло.
— Безусловно! Я разрешаю вам это сделать.
Взглянув на Мари-Анжелин, которая уже выпрямилась, собираясь идти, маркиза спросила:
— Господин Бюто сказал вам, как отнеслась к этой новости Лиза?
— О, это самая худшая новость! Она заперлась в комнате и запретила себя беспокоить. Беда еще и в том, что она получила анонимное письмо, в котором ей выражают сочувствие из-за неполадок в семейной жизни!
— Боже мой! Боже! Еще и это! Поезжайте, План-Крепен! Нет, лучше позвоните! Так будет быстрее, и я сама хочу поговорить с комиссаром. С тех пор как Адальбер исчез, у нас с вами остался один-единственный друг! — не удержалась от горького замечания маркиза.
Мари-Анжелин молча вышла и вернулась в спальню маркизы десять минут спустя.
— Комиссар Ланглуа будет у нас в одиннадцать часов. Он позволил себе дать нам совет: просит преодолеть предубеждения и перенести телефон в дом. Поставить его хотя бы в вестибюле.
Маркиза ничего не ответила, она искала свои тапочки, собираясь встать, и вдруг… странным образом согласилась принять совет Ланглуа.
— Ланглуа, как всегда, прав. Займитесь телефоном, План-Крепен! В конце концов, не я же буду первой к нему подходить!
Маркиза на секунду задумалась и добавила:
— Раз уж мы будем заниматься телефоном, я думаю, стоит поставить один аппарат в зимнем саду, а второй у вас в комнате. Если вы не возражаете.
И хотя момент мало подходил для веселья, План-Крепен, верный паж маркизы, не могла не улыбнуться притворно простодушному выражению ее лица.
— В самом деле, так и сделаем, — ответила она. — Эта мысль мне кажется очень удачной.
И она снова отправилась в привратницкую.
Ровно в одиннадцать часов Ланглуа появился в зимнем саду маркизы.
Вид у него был хмурый. Обменявшись положенными любезностями с хозяйкой дома, он по ее приглашению опустился в кресло и озабоченно взглянул на План-Крепен.
— Рассказывайте! — попросил он без лишних слов.
Мари-Анжелин постаралась в своем рассказе не упустить ни одной подробности, а когда закончила, обошлась без свойственных ей комментариев, просто замолчала, разглядывая свои руки. Полицейский молчал, потом поднялся с кресла, походил и встал спиной к жардиньерке, что позволяло ему видеть обеих женщин.
— Вы говорите, что он прекрасно себя чувствовал, когда отправился на воказал?
— Великолепно! — подтвердила госпожа де Соммьер. — Как вы знаете, у него еще с войны неполадки с бронхами, но он надел теплое кашне, поднял воротник пальто, в общем, как следует укутался. Так что же вы думаете об этой истории, господин комиссар?
— Ничего хорошего, маркиза, поскольку сказка о любовной истории развеялась. Прошу прощения, что причиняю вам волнения, но не могу скрыть от вас, что мы имеем дело с безусловно преступным деянием.
— Вы думаете?..
— Да, я думаю, что Альдо, то есть я хотел сказать, вашего племянника, похитили.
— Называйте его Альдо, — дрогнувшим голосом произнесла маркиза. — Только его близкие друзья зовут его так. Но я вас прервала. Продолжайте, прошу вас.
— Благодарю. Да, его похитили, и теперь очень важно узнать, случилось ли это до отправления поезда или уже во время поездки.
— Мне кажется, это нетрудно сделать, — заметила План-Крепен. — Альдо не из тех, кто сдался бы без боя, так что, если во время поездки на него напали, проводник и пассажиры непременно узнали бы об этом.
— Ему могли передать телеграмму с требованием выйти в Бриге, угрожая жизни госпожи Белмон, которая тоже сошла именно на этой станции.
— Да, скорее всего, так оно и было. Мне кажется совершенно невозможным, чтобы посреди Парижа исчезло такси вместе с пассажиром!
— О, не говорите! В Париже чего только не бывает!
— Вам, конечно, лучше известно, что случается в Париже, но хочу напомнить, что Альдо сел в поезд, а исчез в Бриге.
— Вы уверены, что в поезд сел именно князь Морозини?
— Вы предполагаете, что в поезде ехал… самозванец? Но, дорогой комиссар, это невозможно! Князь Морозини неподражаем!
— Вы судите пристрастно, маркиза, в вас говорит любовь. Я вынужден вам напомнить, что среди преступников попадаются истинные артисты. Он уехал на такси, не так ли? А не знаете, какой марки был автомобиль?
— Нет, конечно. Но можно спросить Люсьена, он ходил за такси на остановку. Страшно недовольный, нужно сказать. Он никак не может понять, почему член нашей семьи считает нужным обращаться к таксистам, когда в его распоряжении лучший из водителей и лучший в мире автомобиль. Люсьен считает, что его искусство вождения автомобиля уступает только полковнику Карлову, аристократу, разжалованному русской революцией. Позвовите Люсьена, Мари-Анжелин.
