Патриция Райс - Дьявольски красив
— Я слушаю. Это ты не слушаешь.
Он снова поднял ее и опустил на кровать.
Кровать с розами на подушке — предложение мира и в то же время соблазнение. Заворачиваясь в простыню, Джослин думала, что ее сердце и вправду разорвется. Укрытие, однако, не так помогло, как она надеялась. Она по–прежнему вынуждена была смотреть на его наготу, и чувствовала, как желание побуждает ее сдаться, уступить и узнать больше о тех тайнах, с которыми он ее едва познакомил.
— Что еще ты можешь сказать, что будет иметь значение? — вскричала она в гневе и отчаянии.
— Вот и хорошо. Теперь ты, по крайней мере, честна. Кричи на меня сколько душе угодно. Ударь, если хочешь. Я не против.
Он сел на кровать и начал стаскивать сапоги.
Она ударила его. Стукнула по широкой загорелой спине. Он даже не вздрогнул. Не возмутился и не дал ей сдачи. Просто уронил сапог и взглянул на нее через плечо.
— Я не знаю, как убедить тебя доверять мне, — сказал он. — Я говорил тебе, что есть способы сократить риск зачатия, но если ты мне не веришь, что еще я могу сделать?
Ей хотелось броситься ему на шею и сказать: «Да, да, я верю тебе! Люби меня. Я хочу детей, наших детей».
Вместо этого она заплакала. И снова ударила его — просто потому, что так легче было выразить свое отчаяние из–за того, что она чувствует и не знает, как это объяснить.
Второй сапог стукнулся о пол. Она отодвинулась в дальний конец кровати. Он схватил ее за руку и повернул к себе, но лицо его не было ни сердитым, ни хмурым.
— Дай мне эту ночь. Дай мне нашу брачную ночь. Вероятность зачать ребенка в одну ночь очень мала. Рискни, Джослин.
Глава 29
— Мне надоело рисковать! — закричала Джослин, высвободив руку. — Это я останусь одна с ребенком, не ты! Почему у меня не может быть уверенности в будущем, для разнообразия? Спокойствия. Чтобы не бояться каждую минуту, что завтра меня могут выбросить из моего дома? Ты хоть представляешь, сколько раз наши сундуки выставлялись за дверь? Четыре! — крикнула она. — Четыре раза меня выгоняли из дома. За шесть лет!
— Очень хорошо. — Ее властный, несносный, невозможно красивый муж повернулся и, взяв ее за запястья, толкнул назад, на усыпанную розовыми лепестками подушку. — Вот теперь ты честна.
Она тщетно боролась — больше от отчаяния и гнева, чем из страха, что он может сделать то, чего она не хочет.
Она замужем за благородным джентльменом. Ей хотелось плакать, она разрывалась между желанием любить и обожать его и потребностью быть осмотрительной.
— Ты завтра можешь умереть! — прокричала она.
— Ты тоже, — возразил он с раздражающей логикой. — Все мы когда–нибудь умрем: Разве это причина для того, чтобы перестать жить сейчас?
— Ты чертовски рассудителен! Это ужасно!
Она попыталась резко сесть в надежде лишить его равновесия и оттолкнуть.
Блейк схватил ее за руки и перекатился на спину, потянув ее за собой, так что ее взгляд уперся прямо в его упрямую челюсть. Может, Блейк и благородный, но он самый упрямый мужчина на свете. Капитуляция не в его натуре. А ей его никак не одолеть, тем более что она почти голая.
— Одна ночь, — настаивал он, — и я не сделаю ничего, от чего бывают дети.
Она гневно посмотрела на него.
— Как такое возможно?
— Один способ я тебе уже показывал. Доверься мне.
Он не умолял, но в его словах была какая–то пылкая страсть, которую она редко слышала от этого выдержанного мужчины. Всем сердцем и душой она жаждала откликнуться на нее. Он нуждается в ней. В ней, взбалмошной, бесполезной, глупой. Это невозможно. Невероятно. И он признался в этом! Ну, почти.
То, что он уже показал ей, было таким божественным… и она боится узнать больше. Довериться.
— Ты ведь не боишься меня, нет? — спросил он, когда она промолчала.
Она решительно замотала головой.
— Не тебя. Я вышла за тебя замуж, потому что ты человек чести. — Но она не готова отступить. — Но это не означает, что ты полезнее любой другой мужской особи на планете.
Он издал низкий смешок, настолько, эротичный, что у нее по коже побежали мурашки. Не успела она воспротивиться, как он перекатил ее на спину, пригвоздив своим мощным торсом к кровати. И все равно страшно ей не было. Только чуть–чуть боязно. Лишь тонкая простыня и его брюки разделяли их.
— Я могу быть чрезвычайно полезным, если только ты дашь мне шанс, — заверил он ее. — Не будь как те мумии в Уайтхолле, которые отказываются воспринимать новые идеи. Где–то под всей этой белокурой красотой ты прячешь очень светлый ум. Открой его мне.
— Правда? — удивленно воскликнула Джослин, сдерживая желание дотронуться до волос, чтобы обнаружить, что он увидел.
Ничего подобного он раньше не говорил, но она и мысли не допускала, что это лесть. Блейк не льстит. Она вглядывалась в его лицо, чтобы посмотреть, не смеется ли он, но увидела в его глазах лишь желание.
— Ты считаешь меня умной? — прошептала она.
— Разумеется, у тебя же хватило ума захомутать меня, — ухмыльнулся он. А когда она попыталась снова стукнуть его, пригвоздил ее запястья к подушке. — Ни твоя мать, ни твой брат, не глупые и не сумасшедшие, просто эксцентричные. И ты такая же. Ты просто специализируешься на людях, как я на головоломках. Но это не значит, что ты глупа.
— Я знаю, что не глупа, — раздраженно сказала она, заерзав под его тяжестью, не в состоянии ясно мыслить, когда все ее чувства заполнены его примитивной мужской силой. — Но я необразованная.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку, потом легонько куснул за ушко.
Джослин закрыла глаза, настолько мощным было желание.
— Я не могу так думать, — запротестовала она.
— Думать не требуется. Чувствуй. То, что тебе нужно, не найдешь в учебниках.
Блейк стал целовать и покусывать ей шею.
Того, что он делал с ней, определенно не было в учебниках, иначе она учила бы уроки много охотнее. Джослин боролась с желанием прижаться к нему теснее. Великолепная обнаженная грудь мужа была соблазнительно недосягаема, но его бедра прижимали ее к мягкому матрасу.
— Терпеть не могу, когда мужчины знают больше меня, — пробормотала она, и это было глупо, поскольку он знал настолько больше ее, что это пугало.
И в то же время она чувствовала себя в надежных руках.
— Подозреваю, что ты выучишь этот урок так быстро, что мне потом придется об этом пожалеть.
Наконец он прижался губами к ее губам.
Его поцелуи превращали ее в мягкий воск. Она знала, что должна быть сильной и сопротивляться, но это было выше ее сил. Она желала своего мужа со страстью настолько всепоглощающей, что не могла устоять перед ним.
Она хотела свободы быть собой, хотела получить желаемое, и Блейк предоставлял ей такую возможность. Когда он наконец отпустил ее запястья, она обвила руками его шею и выгнулась кверху, наслаждаясь поцелуями.
