Жюльетта Бенцони - Жажда возмездия
— Дело идет о чести двух благородных людей. Надо воистину быть дочерью купца, чтобы такое могло прийти в голову!
— Прежде всего надо быть женщиной, которая хочет справедливости, которая любит! Мессир де Селонже ранен, и схватка будет неравной!
— Вы и это знаете? Человек, которого я держу в изоляции, знает практически все, что происходит в моей армии! — улыбка тронула губы герцога, и это наполнило сердце Фьоры слабой надеждой. — Успокойтесь, рана Селонже отнюдь не опасна!
— Но дуэль продлится до смерти одного из них?
— Ну и что?
Ноги у Фьоры подкосились, она упала на колени и спрятала лицо в ладонях:
— Будьте милосердны, монсеньор! Делайте со мной, что хотите, бросьте в тюрьму, пошлите на эшафот, но прекратите этот ужас! Я не вынесу, если он умрет!
Наступило молчание, которое нарушало лишь взволнованное дыхание молодой женщины. Монсеньор Нанни склонился над ней, чтобы как-то подбодрить, но герцог остановил его, затем сам медленно подошел к Фьоре:
— Вы так его любите? Тогда зачем был нужен Кампобассо?
— Чтобы отомстить… и чтобы отдалить его от вас, от человека, ради которого Филипп готов на все. От меня ему нужны были только деньги для вашей армии… и одна ночь.
Карл наклонился, взял ее руки, которые она упорно не отнимала от лица, затем осторожно поднял на ноги.
— Вы ненавидите меня, ведь так?
Она тут же ответила, глядя своими серыми глазами в темные глаза принца:
— Да. Не будь вас, я была бы счастлива.
— Не будь меня, вы бы его даже не узнали! Зачем бы ему было ехать во Флоренцию? А теперь идите к себе и молитесь! Случается, что господь исполняет молитвы…
Что до дуэли, я не могу даже отсрочить ее: оба противника откажутся!
Когда легат за руку подвел ее к двери, Фьора обернулась:
— Можно мне, хотя бы… поговорить с ним?
— Если он согласится, я не буду возражать. А что мне делать с Кампобассо, который постоянно требует свидания с вами?
— Ни за что на свете! Я бы хотела… больше никогда его не видеть! И благодарю вас за то, что вы позволили поговорить с Филиппом.
Они были наедине в молельне герцогинь Лотарингских, небольшом помещении из серого камня, которое бургундец успел отделать синим с серебром и украсил чудесной статуей Девы Марии, а также другими святынями, перед которыми до прихода Фьоры на коленях молился Филипп.
При звуке открывающейся двери он поднялся.
— Я не хотел встречи с вами, — тихо проговорил Селонже, и в его голосе Фьора почувствовала усталость. — Но герцог настоял, не объяснив причины своей настойчивости.
— Об этом его попросила я сама. Я хотела вас видеть… до того, как… о, Филипп, вы ранены!
На его правом виске действительно была неглубокая рана, которая уже начала заживать. Но Филипп пожал плечами:
— Если вы собираетесь говорить об этой царапине?..
— Немного и об этом, но больше о дуэли, которая так меня пугает. Разве вам так необходимо драться?
— С вашим любовником? Надеюсь, что я убью его.
Я на пятнадцать лет моложе, а эта пустячная рана мне не помешает. Вы сказали, что боитесь? Тогда вы должны понимать, что, явившись сюда, чтобы просить за него, вы только увеличиваете мое желание расправиться с ним!
— Просить за него? — возмутилась Фьора. — Такая мысль мне даже не приходила в голову! Меня мучает только то, что может случиться с вами!
— Вы слишком добры, но побеспокойтесь лучше за этого паяца, потому что я не намерен его щадить, а ему это будет явно не по душе. Ведь всем известно, что кондотьер очень бережет свою жизнь, чтобы в старости насладиться теми благами, которые он приобрел за годы наемничества.
— Я умоляла герцога помешать этой дуэли!
— А он, наверное, рассмеялся вам в лицо! Неужели вы думаете, что я смогу вынести, когда кто-то приходит ко двору моего принца и требует мою жену как свою собственность?
— Вашу жену? — с горечью проронила Фьора. — Я была ею для вас лишь в течение нескольких часов, но вы никогда и не собирались и дальше жить вместе со мной. Вы думаете, мне не известно о брачном контракте, который вам удалось вырвать у моего отца? С помощью каких уловок — отнюдь не достойных рыцаря — вы одержали свою победу… Во всем мире это называется шантаж!
— Я хотел добиться вас любой ценой, даже с помощью самых низких средств…
— Как раз так вы и поступили!
Селонже отвернулся, чтобы не встречаться глазами с ее взглядом, горевшим презрением к нему.
— К своему стыду, я должен это признать., но вы свели меня с ума!
— Я или мое состояние?
— Думаю, я доказал, что люблю только вас!
— Доказали это мне? Вы считаете, что для этого было достаточно одной ночи, после чего вы скрылись, словно вор, не задавая себе вопроса, в каком положении я осталась. Вы забрали с собой вексель и прядь моих волос. В этом состояла ваша победа…
— Я вернулся во Флоренцию, — попытался оправдаться Филипп.
— Вы это уже говорили, и это ничего не означает.
Глядя на то, как горит мой дворец, вы удовлетворились первой услышанной от незнакомого человека историей, вздохнули и уехали. Я не уверена, что это не был вздох облегчения. Вы уехали вдовцом, и перед вами открывалось новое будущее.
— Это не правда. Я вернулся, потому что любил вас, потому что я хотел снова вас увидеть.
— В этом вы стараетесь себя убедить. Если бы вы меня любили, как… я любила вас, вы бы разрушили Флоренцию до последнего камня, вы бы рыли своими руками землю до тех пор, пока не нашли хотя бы мой труп, а вместо этого вы спокойно уехали. Ведь все закончилось, на всей земле не осталось никого из Бельтрами, чтобы напомнить вам о том, что из любви к своему хозяину вы запятнали своего серебряного орла, женившись на дочери Мари де Бревай, казненной за прелюбодеяние и кровосмешение. Вам было ни к чему больше умирать, как вы хвастливо заявили моему отцу… да я и сама прекрасно вижу, что вы живы!
— И вы меня в этом упрекаете? Вы так меня ненавидите?
— Вы так ничего и не поняли…
В это время раздвинулась одна из расшитых золотом штор, которые украшали часовню, и к Фьоре шагнул Карл Смелый. Она настолько удивилась, что забыла его поприветствовать, Филипп, сильно смутившись, пошел было навстречу своему хозяину, но тот остановил его жестом:
— Уйди, Филипп! И исповедуйся до встречи с Кампобассо. С тобой я поговорю позже.
— Монсеньор! Мне необходимо вам объяснить… надо, чтобы вы знали.
— Не надо ничего объяснять. Я все понял. Оставь нас вдвоем!
Взглянув в последний раз на Фьору, Филипп опустил голову и вышел из часовни, стуча по ее плитам подошвами сапог. Карл пристально смотрел на молодую женщину, и у него был вид человека, которому удалось найти решение трудной задачи. Он приблизился к ней и вынул из ее волос заколки, которыми была скреплена прическа. Когда длинные волосы упали вниз, он отошел на несколько шагов:
