Мэдлин Хантер - Соблазн в жемчугах
Кто-то осторожно постучал в дверь. Скорее всего это Кэтрин. Они очень сблизились за это время, даже подружились.
Дверь открылась. Но на пороге стояла не Кэтрин. Это был Хоксуэлл.
* * *
Он увидел ее у окна, и она показалась ему прекрасной. Ветерок растрепал тонкие пряди ее волос, и они окружали ее голову словно нимб. Солнечный свет придавал белой коже розоватый оттенок. С распущенными волосами и сияющими глазами она выглядела такой свежей и невинной, что он с трудом оторвал от нее взгляд.
Хоксуэлл вошел в комнату, и она, улыбнувшись, протянула ему руку. Он поцеловал эту руку, и любовь захлестнула его с такой силой, что он еле удержался, чтобы не заключить ее в объятия.
— Ты не собираешься поцеловать меня как следует? Я провела две ночи, мечтая о тебе и твоих поцелуях.
— Конечно.
Обхватив ладонями ее лицо, он поцеловал ее «как следует». Она дотронулась до его руки и сказала:
— Я сейчас быстро оденусь, и мы можем ехать.
Только сейчас он заметил, что она в пеньюаре, а на плечи наброшена шаль. Он замер и вдруг подумал, стоит ли ей сначала одеться или…
«О чем это я думаю? — усмехнулся он про себя. — Нашел время».
— У меня для тебя сюрприз, Верити. Подарок. Притом такой, за который ты навсегда будешь у меня в долгу.
— Вот как? — Она улыбнулась словно ребенок, обрадовавшийся подарку.
Он смотрел на нее и уже в который раз удивлялся, что это за женщина: она то может быть наивной, а то вдруг страшно опасной. Он подошел к двери и открыл ее.
Худощавый молодой человек со светлыми волосами и неуверенной улыбкой вошел в комнату.
Глаза Верити расширились.
— Майкл!
Она соскочила с подоконника.
Хоксуэлл повернулся и вышел, закрывая за собой дверь и не оборачиваясь.
Он спустился вниз, вышел из дома, прошел мимо своей кареты и направился к карете Каслфорда. Тристану лучше не просыпаться, подумал он. Сейчас никто не должен его видеть. И разговаривать он тоже ни с кем не хочет.
Чтобы не рисковать, он велел кучеру подвинуться и взобрался на козлы рядом. У него было такое ощущение, будто кто-то долго бил его кулаком в живот, пока он не ослаб и ему стало трудно дышать. Он приказал кучеру возвращаться в Лондон.
Кучер натянул вожжи. Хоксуэлл смотрел в одну точку, отчаянно пытаясь не представлять себе картину воссоединения.
— Ты идиот, Хоксуэлл.
Оскорбление донеслось из окошка, отделявшего кучера от внутренней части кареты.
— Да, знаю. Спасибо, что напомнил, Каслфорд. А теперь продолжай спать.
— Я знаю, что ты задумал. Но это безумие. Ведь твои чувства к ней ясны как Божий день.
Хоксуэлл застонал. Он не мог поверить, что будет так страдать.
— Совершенно верно. И это означает, что твой совет бесполезен. Она не одна из твоих шлюх.
— Тем более нет причины быть идиотом.
— Я не в том настроении, чтобы чей-то лишенный телесной оболочки голос оскорблял меня целый час. Наоборот, я чувствую, что мне хочется кое-кого отдубасить. Так что лучше убери свой нос из этого отверстия.
— Отдубасить меня? Черт. Останови карету.
Кучер, разумеется, послушался. Каслфорд вышел и сделал знак кучеру слезть с козел и встать на запятки кареты, а сам взобрался на козлы, взял в руки вожжи и пустил лошадей.
Хоксуэлл сложил на груди руки и не отрываясь смотрел вперед. У Каслфорда хватило благоразумия всю дорогу до Лондона ехать молча.
Верити обняла Майкла как друга, которого давно потеряла. Хоксуэлл был прав. Это действительно подарок. Самый лучший.
Верити хотела поблагодарить его, но он исчез.
— Пойдем сядем. Я хочу посмотреть на тебя. Где он тебя нашел? — Она потащила Майкла к подоконнику.
— Ты не поверишь! Они держали меня в плавучей тюрьме. Сначала я очутился в подвале в доме лорда Клебери, потом в какой-то повозке, потом еще в одной, в которой было полно осужденных. Мы направлялись на юг. Я все время твердил, как меня зовут, что я не тот, за кого они меня принимают, но эти негодяи были уверены, что никогда не ошибаются.
— Ты был в плавучей тюрьме? Я слышала, это страшное место.
— Еще какое страшное. Вокруг меня постоянно умирали люди. — Улыбка исчезла с его лица, глаза потускнели, и он вдруг стал казаться гораздо старше своих лет.
— Но все же ты выглядишь неплохо, Майкл. Стал худой, а в остальном все такой же.
— Меня отмыли перед тем, как привезти к тебе. Пока другие двое куда-то уезжали, со мной оставался этот герцог Касл. Посмотри на мои волосы. Ты когда-либо видела в Олдбери такую прическу? Меня так причесал его камердинер. Я выгляжу как пижон. Представляю, что обо мне подумают в Олдбери.
Они оба посмеялись над тем, как он одет, — герцог надел на Майкла дорогое модное пальто.
— Ты бы видела его дом, Вери. Это настоящий замок. В таком месте даже дышать боишься, не то что испортить воздух.
Они снова рассмеялись. А потом стали просто смотреть друг на друга. А Верити улыбалась. Неужели совсем недавно она была убеждена, что ее долг — выйти замуж за этого старого друга? Какой абсурд.
— Мы повзрослели, Верити? — сказал он. — У тебя прекрасный муж.
— Да, прекрасный. Самый лучший. И он хороший человек.
— Я бы сказал — очень хороший, раз столько сделал, чтобы найти меня. Ты бы видела этих трех джентльменов, когда они спускались в вонючую тюрьму с таким видом, будто грязь расступится перед ними, стоит им сказать лишь слово. Начальник тюрьмы попытался было возразить, но этот герцог Касл просто положил руку на свою саблю и так посмотрел на него, что тот съежился. Потом герцог громовым голосом произнес мое имя. Я тут же вскочил и подумал, что они пришли, чтобы отправить меня на виселицу.
— Я надеюсь, ты сообщил матери о том, что жив.
— Я написал ей в первую же ночь и отправил письмо мистеру Тревису, чтобы он прочитал его маме.
Верити почувствовала страшное облегчение оттого, что Кэти теперь успокоится.
— А этот граф… твой муж… он знает? — спросил Майкл.
— Он знает о нашем первом поцелуе. Я призналась только в этом, но думаю, что он все еще сомневается, было ли что-то еще.
— Лучше пусть сомневается. Он похож на человека, который может убить, если захочет. Хотя… если он оставил меня с тобой наедине, а ты при этом даже не одета, значит, его это не слишком беспокоит.
— Онменя и не в таком виде знает.
Майкл притворно ужаснулся, и они оба захихикали.
— Он никогда тебя не убьет, Майкл. Но ты прав, пусть остается в неведении, пусть сомневается. Ведь мы с тобой были тогда совсем детьми. Но мужчины склонны рассуждать не слишком здраво, если начинают ревновать.
