Моника Маккарти - Суровая нежность
Хелен покраснела, по телу растеклось тепло. Все в конце концов будет замечательно, она не сомневается в этом.
Внезапно почувствовав кого-то за спиной, она взволнованно обернулась. Но это был не Магнус, это был Дональд.
Должно быть, разочарование отразилось у нее на лице. Глаза его сузились.
– Ты ждала кого-то другого?
Хелен покачала головой и встала, протянув руку за кувшином.
– Я просто пришла набрать воды.
Он загородил ей дорогу.
– Я надеялся, у тебя найдется минутка. Целую неделю я пытаюсь поговорить с тобой наедине. Если б я не знал тебя, то подумал, что ты меня избегаешь.
Хелен понадеялась, что угасающий свет скроет ее виноватый румянец. На самом деле она избегала не самого Дональда, а того неприятного разговора, которого опасалась.
– Мне надо идти, – сказала она, непроизвольно окидывая взглядом лагерь позади него в надежде, что кто-нибудь придет ей на выручку. Нет, не кто-нибудь, Магнус.
– Его нет. Маккей и еще несколько человек отправились разведать дорогу. – Рот его сжался. Он угадал ее следующую мысль. – А твой брат с королем.
Последнее слово он презрительно выплюнул, но она не стала ему выговаривать. По крайней мере он сказал «король», а не «узурпатор». Решив покончить с этим, она сделала глубокий вдох и повернулась к нему.
– Ну, хорошо. О чем ты хотел со мной поговорить?
– Думаю, это очевидно. Я терпеливый человек, девушка, но терпел достаточно долго. Мне нужен твой ответ.
Хелен вскинула брови, раздраженная его надменностью.
– А я не знала, что должна перед тобой в чем-то отчитываться.
Он схватил ее за руку и потянул на себя. Жестче и грубее, чем ей могло понравиться. Вода выплеснулась из кувшина на рукав платья.
– Не играй со мной в игры, девушка. Я хочу, чтоб ты была моей женой. Так ты выйдешь за меня или нет?
Хелен тоже разозлилась и уже не думала о его чувствах. Она выдернула руку.
– Наша давняя дружба, возможно, извиняет твою самонадеянность, но это не дает тебе права ни прикасаться ко мне, ни говорить со мной в таком тоне. Я не сделала ничего, что может оправдать твой гнев. Я никогда не поощряла твои ухаживания и не давала повода ожидать, что они могут быть встречены благосклонно.
От выражения холодной ярости у него на лице затылку Хелен стало холодно. С запозданием осознала она свою ошибку. Ее гнев задел самое опасное место: его гордость.
– Я не хотел оскорбить вас, миледи.
Челюсти его были плотно сжаты, но глаза так прожигали ее, что она тут же почувствовала угрызения совести.
– Прости, Дональд. Я тоже не хотела обидеть тебя. – Она положила ладонь ему на руку, но он отшатнулся. – Ты тут ни при чем. У меня просто нет желания выходить сейчас замуж.
Пусть и высказанная с добрыми намерениями, это была ложь, и он не преминул уличить ее в ней.
– Может, я и дурак, но не слепой. Думаешь, я не вижу, как ты вешаешься на Маккея? Не знаю, почему он вдруг решил поплясать под твою дудку, но если ты думаешь, что он женится на тебе, ты еще глупее, чем я.
– Что-то не так?
Магнус! Господи, как же она рада его видеть.
Двое мужчин стояли лицом к лицу и мерили друг друга взглядами. На секунду она испугалась, что дело может дойти до драки. Оба одинаково упрямые и гордые, и ни один не склонен отступать перед вызовом.
Но, к ее удивлению, Дональд сделал шаг назад.
– Нет, мы закончили, не так ли, миледи?
Хелен так обрадовалась, что драки не будет, что лихорадочно закивала.
– Да. Спасибо, Дональд. Сожалею.
Она замолчала, не зная, что сказать. Ей не хотелось поставить его в еще более неловкое положение. Она уже видела, как потемнели его глаза.
Он улыбнулся одними губами.
– Желаю вам доброй ночи. – И, коротко кивнув, зашагал назад к лагерю.
Магнус положил ладонь ей на руку. Она была удивлена, как расстроило ее то, что произошло, и его твердое, утешающее прикосновение оказалось успокаивающим.
– Ты как?
Она сделала глубокий вдох.
– Нормально.
Он приподнял ее голову за подбородок, заставив встретиться с ним взглядом.
– Хелен?…
Она растаяла от озабоченности в его теплых карих глазах. Один уголок ее рта изогнулся в улыбке.
– Правда, все в порядке.
«Теперь, когда ты пришел». И так было всегда. Господи, как же она его любит!
– Это было так же неприятно, как ты боялась?
– Все закончилось, – твердо сказала она.
Он, казалось, раздумывал, продолжать ли говорить об этом, но секунду спустя опустил руку.
– Уже поздно. Тебе пора ложиться спать. Завтра нас ждет трудный день.
Последнее он произнес с такой озабоченностью, что она не удержалась и поддразнила его:
– Надеюсь, завтра мы не будем ехать так же быстро?
Магнус усмехнулся.
– Негодница. – Он шлепнул ее по заду и подтолкнул к лагерю.
Несмотря на заверения Хелен, Магнус на следующий день все еще беспокоился. Монро расстроил ее. Одному Богу известно, что она нашла в этом дуболоме, но она явно считает Монро другом и переживает, что пришлось отказать ему, – чересчур, на его взгляд.
И если сегодня, по мере того как они со скрипом тащились – вот именно, тащились – по болотистым холмам и лесам, ее настроение было не таким приподнятым, как в предыдущий день, Магнус точно знал, кто в этом виноват.
И этот ублюдок со своей с трудом скрываемой яростью ничуть не улучшал дела.
Когда Магнус не ехал впереди, помогая тащить повозку по болоту (он надеялся, они поедут быстрее, как только доберутся до скалистых мест Шгур-Мора и Бен-Берга), или не старался всячески ускорить их продвижение, он отвлекал ее, называя леса и горы, которые они проезжали: Бен-Уайвис, Гарбэт, Карн-Мор, Бен-нан-Юн и Страт-Раннох справа от них и Корьемойли, Карн-на-Ду-Шойль и Инчбаи – слева.
Но только когда они остановились на ночь на берегу озера Лох-Гласкарнох, улыбка, как будто освещающая изнутри это прелестное личико, вернулась. Она подошла к нему, как раз когда он закончил руководить водружением королевской палатки, держа одну руку за спиной.
– Угадай, что нашел мой брат?
– Другой кортеж для путешествия?
Она закатила глаза и, протянув руку, медленно разжала кулак.
– Морошка!
Магнус улыбнулся. Англичане называют эту красно-оранжевую ягоду северной, но как ни назови, она восхитительно вкусная. Прежде чем она успела убрать руку, он взял одну ягодку у нее с ладони и бросил в рот. Радуга вкусов апельсина, яблока и меда взорвалась на языке.
