Элизабет Деланси - Нежное прикосновение
Анна добавила молока в обе чашки и села, подперев ладонью подбородок. В неярком свете глаза ее казались большими и спокойными; губы полные, мягко очерченные. Наблюдая за ней, Стефен чувствовал томление до боли. Не в том дело, что она была прекраснейшей женщиной на свете. Он вспоминал, как она смотрела, стоя у кровати, на Рори, и чувствовал что-то еще, кроме желания. Какую-то нежность, умиротворение и умиление. Он взял ложку и провел большим пальцем по гладкой поверхности.
— Да, дорогая, в этом ты права. Мужчины никогда не забывают Ирландию.
Они посидели молча, пока чай настаивался. Стефен не мог припомнить, чувствовал ли он когда-нибудь такое умиротворение, как сейчас — сидя с Анной на кухне, зная, что мальчонка спит рядом.
— Я хотел, чтобы ты купила все, что тебе нужно в дом, — сказал он. — Посуду, ковры, картины.
— Хорошо. Я уже запланировала кое-что… Заполню шкаф посудой.
Стефен посмотрел на распустившийся узел волос на ее голове, на хорошей формы брови, замечательно прямой нос. Она была прекрасна. Прекрасна, как мечта.
— Я хочу, чтобы у тебя было все. Платья, капоры, шали. Отправляйся на Бродвей и поброди по магазинам. Купи себе что захочешь.
— Послушать тебя, так можно подумать, ты транжира, — упрекнула она. Анна потянулась за заварным чайником. — Я не буду изображать из себя даму перед соседями и не заставлю тебя покупать мне вещи. Скоро я заработаю доллары за кружево и верну тебе все, что должна.
Стефен следил, как она наливает ему в чашку горячий чай, и молчал. Ему надоело спорить.
— Расскажи мне про сегодняшний вечер, — попросил он. — Ты повеселилась?
— Да, приятно провела время. Все меня приветствовали. Но этот Дэйви Райен! Ах, Стефен, он положил глаз на Пэги, но никогда не сможет ее добиться, изображая дурачка. Он едва не подрался с ее дружком.
Стефен улыбнулся:
— Я поговорю с ним.
— Я рассказала женщинам о Спинере… И как я оказалась с тобой. Я и не думала им рассказывать, но так получилось.
— Это не имеет значения, Нэн. У меня от этих людей нет секретов.
Анна взглянула на него обеспокоенно.
— Секретов нет, за исключением моего…
— Дорогая, помолчи. Давай не будем говорить о неприятном. По крайней мере, не сегодня…
Глаза Стефена переполняло желание.
— Допей чай, — сказала Анна. Он не отрываясь смотрел на нее.
— Хорошо, но только несколько глотков. А потом пора в постель.
«Он и спрашивать ее не собирается, — подумала Анна. — Сегодня ночью он будет делать то, что хотел делать все эти прошедшие недели. И она не может ему отказать. Сейчас она в Америке, в Нью-Йорке. Прошлое позади… И она ему многим обязана, очень многим».
Анна взяла чашку обеими руками и представила, как все будет. Били часто брал ее, но был скор. Ему так не терпелось дойти до дела, что он почти не целовал ее, почти не ласкал. Даже в первые недели, когда он ею еще не насытился, никогда не ласкал ее. А Стефен был другим. Она смотрела на его руки, широкие и плоские, и представляла их на своем теле. Если он будет добр, она не возражает против этого. Только не надо ее сжимать больно, щипать… Тогда это не будет так гадко. Ей хотелось попросить его не совать туда пальцы…
Стефен зевнул, и Анна заметила, что в нем растет нетерпение. Она быстро сделала несколько глотков горячего сладкого чая и поднялась из-за стола вместе с ним.
— Ты уже заходила в нашу спальню? Анна потрясла головой:
— После обеда не заходила.
— Тогда пойдем, — и он подал ей руку.
В спальне латунная кровать была застелена чистыми простынями и покрыта сверху ярким покрывалом. На ореховом туалетном столике стояла корзина желтых и красных цветов. Нижние матовые стекла на окнах мерцали в слабом свете лампы.
— Ах, как все красиво, — сказала Анна, изумленная тем, что Стефен сам побеспокоился приготовить комнату. Ей даже в голову не пришло заправить постель. — Когда же ты это сделал?
Казалось, он был доволен собой.
— Раньше.
Анна подошла к окну и потрогала шершавое искрящееся стекло.
— А может нас кто-нибудь увидеть?
— Не через это стекло.
— Мне нужно будет сделать занавески.
Стефен подошел к ней и, обхватив руками за талию, притянул к себе. Тело Анны напряглось. Стефен погладил ее по спине, а губами дотронулся до волос.
— Ты меня совсем не хочешь, Нэн? Ну, хотя бы немножко?
Анна прислонилась лбом к его плечу.
— Хочу, — прошептала она, зная, что именно этого ответа он ждет от нее.
Он поднял ее подбородок и поцеловал. Губы двигались медленно — по губам, щекам и лбу. Анна закрыла глаза. Она не хотела, чтобы он заметил ее нехорошие предчувствия, — ей не хотелось портить ему удовольствие. Но чем дольше он целовал, тем скорее она теряла осторожность, и когда он опять вернулся к ее рту и потрогал ее губы языком, она раскрылась ему и схватилась за рубашку. «Если бы они могли делать только это, — подумала она. — Целоваться и держаться друг за друга — и больше ничего».
Стефен отодвинулся, дотянулся до лампы и убавил свет. Анна следила, как он вынул запонки из манжет и бросил их на туалетный столик. Снял рубашку — на торсе и руках играли мускулы, а грудь заросла золотисто-каштановыми волосами.
Он поймал взгляд Анны и усмехнулся.
— Видела когда-нибудь такого мужчину в своей жизни? — И он пробежался пальцами по груди.
— Ты испорченный, — заметила она, скрывая улыбку. — Избалованный и тщеславный.
Она сняла жакет и расправила его на спинке стула. Стефен притянул ее к себе.
— Ты же знаешь, мне нравится быть испорченным.
Анна обхватила пальцами его бицепс. Она смотрела на изгибы мышц на его плечах и на широкую площадь груди… На шее мерно пульсировала жилка.
— Доверься мне, дорогая, — тихо попросил он. Стефен поймал ее губы своими, покусывал и сосал их, играя языком до тех пор, пока Анна не обвила его шею и не ответила на поцелуй. Он прижал ее теснее, до боли, к своей груди. Потом отступил и пробежал по блузе сверху вниз, отыскивая пуговицы.
— Помоги мне снять все это.
Голос прозвучал хрипло, нетерпеливо. «Как у всех мужиков, когда они добиваются своего», — подумала Анна.
Она повернулась спиной и расстегнула пуговицы дрожащими пальцами. Она сняла блузку и положила на стул. Стефен подтянул ее к себе. Одной рукой он держал ее за грудь, другой — за талию. Губы ласкали шею, плечо, отчего по спине прошла дрожь.
— Милая, — пробормотал он, вдыхая ее запах. — Боже милостивый, я готов умереть за тебя.
Сильные руки сжали ее груди. Анна напряглась и вцепилась в его плечи, из горла вырвался писк, как у младенца.
— Что с тобой, Нэн? — спросил Стефен. — Что не так?
Она быстро дышала, сердце стучало, как бешеное. Это будет больно. Через столько лет это опять должно быть больно.
