Барбара Картленд - Против течения
Энн со вздохом отвернулась от окна, вынула несколько вещей из шкафа, выдвигая ящики так осторожно, словно боялась, что ее кто-то услышит, уложила их в небольшую сумку и вышла из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.
Лестница и холл все еще были в серых сумерках, занавески оставались задернутыми. Поколебавшись, Энн пошла по коридору, туда, где в конце южного крыла были комнаты Синклера.
Дойдя до них, Энн немного постояла, словно призывая на помощь свое мужество, и постучала в дверь спальни. Она услышала приглашение Синклера и вошла. Как она и ожидала, он сидел в постели и читал. Синклер спал очень мало по ночам, и единственным спасением для его страдающего тела было то, что он мог с головой уйти в книги, которые, как он говорил, были не только его лучшими друзьями, но и лучшим отвлекающим от боли.
— Можно войти?
— Ну конечно, Энн. — Сама улыбка Синклера была радушным приветствием.
Энн прошла по комнате и остановилась у кровати. Он ждал ее спокойно, не выражая удивления ни по поводу ее раннего визита, ни по поводу того, что она была в шляпке и пальто и держала с руках сумку.
— Синклер, — нервно начала Энн. — Я уезжаю.
— Надолго? — мягко спросил он.
— Не знаю. Возможно, вернусь вечером, возможно, нет. Не могу сказать. Мне надо подумать… Это все, что я знаю точно. Мне надо подумать, а здесь я думать не могу.
— И что я должен сделать?
— Я бы хотела, чтобы вы сказали Майре и близнецам, что со мной все в порядке, пусть они не волнуются за меня. И возможно… — Энн опустила глаза под взглядом Синклера и с усилием продолжила: — Возможно, вы то же скажете Джону.
— Я это сделаю. Вы возьмете машину?
— Да. Не думаю, чтобы Джон стал возражать.
— Я скажу Джону, что вы взяли машину и будете беречь ее и… себя. — Синклер сказал это с нажимом, и Энн посмотрела на него, понимая, что он имел в виду.
— Вы можете сказать ему это, — ответила она.
— Спасибо, дорогая, и благослови вас Бог. Мы будем скучать без вас и ждать, когда вы вернетесь.
— Вы уверены, что я вернусь?
— Я знаю, что вернетесь. Может быть, вы правы, что уезжаете: трудно прислушиваться к своему сердцу, когда вокруг так много всего, что надо услышать.
Энн смотрела на него с некоторым удивлением.
— Вы думаете, это то, что я собираюсь делать?
— Уверен в этом. — Синклер улыбнулся еще раз и, поскольку Энн все еще колебалась, сказал: — Думаю, что всю жизнь вы прислушивались к голосу своего сердца, имея в виду других людей, теперь наступила ваша очередь. До свидания, моя дорогая.
Чувствуя почему-то, что ее отпускают, она повернулась и пошла к двери, затем оглянулась и сказала с нежностью:
— Спасибо вам, Синклер.
Он улыбнулся и поднял руку, прощаясь, но ей показалось, что он еще раз благословил ее. Ей даже казалось, что, когда она шла по полутемному дому, какая-то часть смятения в ее душе уже улеглась.
Однако настоятельная необходимость уехать оставалась. Она подняла на ноги заспанного шофера и потребовала ключ от гаража. Большой автомобиль подчинился первому же прикосновению, и Энн поехала, ускоряя ход машины, оставляя Галивер позади, навстречу восходящему солнцу.
Долго ли она ехала, она не знала. У нее не было определенного плана, только стремление проложить между собой и Джоном как можно большее пространство.
Энн уклонялась от главных дорог, бессознательно сворачивая на боковые дороги без указателей. Около двух часов она остановилась, чтобы заправить машину бензином, увидела маленькое придорожное кафе на другой стороне шоссе и в первый раз вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Она вышла из машины и, войдя в кафе, заказала чай и хлеб с маслом. Молодая хозяйка предложила ей только что снесенные яйца.
— У нас свои куры, — сказала она гордо, — вот почему большинство наших клиентов приходят к нам. Они знают, что получат свежую и аппетитную пищу.
Энн автоматически согласилась с ее предложением, потому что для этого нужно было меньше усилий, чем для отказа. Когда яйца принесли, прекрасно прожаренные, она их съела, едва ощутив их вкус или аромат домашнего хлеба. Она заплатила по счету, села в машину и отправилась дальше.
После полудня стало жарче, но Энн ехала, не останавливаясь, мимо полей, по узким тенистым дорогам, вдоль широких рек и быстрых ручьев с ивняком по берегам. Она не имела представления, где находится, но по-прежнему стремилась вперед. Как только она выезжала на магистраль, она сворачивала в сторону, объезжая большие города. Что-то в ней требовало уединения, места, где нет людей и следов их обитания.
Было уже далеко за полдень, когда она вынуждена была признать, что усталые глаза и онемевшее тело требуют отдыха. Она посмотрела на указатель и увидела название, которое восприняла почти как команду, куда направить машину, — «Мелчестер».
Теперь Энн знала, где она, знала также, что инстинктивно, без осознанного желания вся ее поездка была устремлена — домой!
Еще полчаса езды, и она оказалась на окраине Литтл Копл. Дома! Слово, казалось, выходит из самой глубины ее сердца. Это то, что было ей необходимо, хотя она этого и не осознавала. Вот почему таким сильным оказалось ее внутреннее побуждение. Она убежала, чтобы найти душевный комфорт и утешение в окружении того, что было знакомым и дорогим. Потом она вспомнила, что дом продан. Джон больше не упоминал о нем, только вручил ей деньги. Как могут деньги, думала она, купить что-либо столь дорогое, столь милое сердцу?
Энн медленно свернула на деревенскую улицу. Она смотрела на коттеджи, угнездившиеся близко друг к другу, тростниковые крыши рядом с более современными, окна с мелкими переплетами, похожие на уродливые широкие карманы, а под этими крышами и за этими окнами, живописными или гротескными, жили друзья.
Что-то теплое как феникс возрождалось в душе Энн. Как она любила этих людей, которых знала с детства!
Старые дамы, которые уважали и почитали ее отца, молодые замужние женщины, которым он помогал при первых родах, дети, которых они производили на свет и которых он лечил при любом недомогании. Энн поймала себя на том, что повторяет их имена: Эрик Гири, Молли Робинсон, Вера Халл, Дорис Дрейпер…
А вот и маленькая церковь из серого камня, вот деревенский магазин с его заполненными сластями бутылками, выставленными в витрине для тех, кто имел карманные деньги, вот дом директора школы, самая уродливая школа из красного кирпича, исписанная ругательствами, и вот, наконец, окруженный деревьями… ее дом! Ворота были открыты. Она повернула и подъехала к самым дверям.
Кто бы ни владел домом теперь, думала Энн, он, конечно, не откажет ей в возможности пройти по саду, посидеть под кленом, посмотреть на комнаты, где прошли самые счастливые годы ее жизни!
