Кэтлин Вудивисс - Волшебный поцелуй
Элизабет заставила себя посмотреть на собеседницу и даже сумела улыбнуться, но улыбка получилась жалкой, хотя Рейлин отнеслась к ее словам с искренним сочувствием.
— Как вы, наверное, догадались, я не испытываю гордости за тот период своей жизни.
— Я никому ничего не скажу, — пробормотала Рейлин, тронув Элизабет за руку.
— Спасибо. — Хозяйка дома похлопала Рейлин по руке и со вздохом продолжила: — Теперь вы знаете мою ужасную тайну. Вы — единственная. Вам, наверное, будет легче, если вы будете знать, что именно я пыталась скрывать все эти несколько лет.
— Вы не единственная женщина, которая желала кому-то смерти. — Рейлин вздохнула. — Когда я думала, что Одни убил Джеффри, то от всей души желала смерти и Густаву, и этому мерзавцу. Так что, как видите, у меня тоже бывали кровожадные мысли.
— Не слишком-то милосердно желать кому-то смерти, но вы можете утешиться хотя бы тем, что не испытываете ненависти к собственному мужу.
— Напротив, — Рейлин попыталась рассмеяться, — если бы мужу было суждено навеки вычеркнуть меня из жизни, у меня бы разбилось сердце.
— Со стороны кажется, что Джеффри от вас без ума, — рискнула заметить Элизабет. — Трудно поверить, что он может пойти на разрыв с вами.
Рейлин не посмела рассказать, что Джеффри сознательно выдерживал дистанцию между ними в течение первых двух недель их брака.
— Только время покажет, — тихо заметила она. — Думаю, Джеффри не станет проявлять нерешительность и пойдет на что угодно, если ситуация того потребует.
Элизабет, решив перевести разговор в другое русло, предложила подняться наверх, чтобы Рейлин осмотрела комнату, в которой ей предстояло жить.
Провертевшись несколько часов в бесплодной попытке уснуть, Рейлин окончательно сдалась — она так и не смогла запретить себе думать о муже. Он всегда вел себя с ней по-рыцарски. Если бы не Джеффри Бирмингем, она бы погибла в болоте. Да и потом, в хижине Рыжего Пита, когда она не таясь рассказала мужу о своих подозрениях, он, хоть и был зол на нее, ухаживал за ней нежно и заботливо, словно за больным ребенком.
В памяти всплывал один эпизод за другим, и всякий раз Рейлин приходилось констатировать, что мужа ей упрекнуть решительно не в чем. Как-то раз, примерно через неделю после венчания, они были приглашены на свадьбу одного из старинных знакомых Джеффри. Друзья увели его от Рейлин и стали шутливо укорять за то, что он женился, не получив на то их благословения. Его остроумные ответы вызвали смех, но тут Джеффри заметил, что с женой что-то не так. Оставив друзей, он подошел к ней и, демонстративно поцеловав в щеку, обнял за талию, а затем, подведя к своим собеседникам, стал представлять Рейлин, всячески подчеркивая, как сильно он ее любит.
Джеффри никогда не забывал поцеловать ей руку, прежде чем повести ее танцевать. Его поведение было безукоризненно с точки зрения вежливости. Он относился к ней так, как средневековый рыцарь относился к даме сердца: с трепетным почтением и постоянной готовностью защитить от любых невзгод.
Мог ли человек, который был столь заботлив и нежен с ней в тот довольно трудный период, когда она без веских на то оснований отлучила его от себя, превратиться в хладнокровного убийцу кормящей матери? Вопрос этот возник сам собой как обвинение за неоправданность и вздорность вынесенного ею приговора. Если Джеффри в самом деле способен на такое чудовищное преступление и за обличьем воплощенной галантности скрывается мрачный демон, неужели испорченность натуры, злобность и порочность ни разу не проявили бы себя хоть на краткий миг? Неужели он такой блестящий актер, что мог играть роль рыцаря и джентльмена, ни разу не оступившись, не обнаружив своей истинной природы? Хотя он и накричал на Нелл и даже пригрозил убить ее, был ли он хуже других мужчин, которые в минуты раздражения и гнева могли еще не то совершить без всякого злого умысла?
Внезапно Рейлин осознала, что человека, подобного Джеффри, очень трудно представить в качестве убийцы. Он не мог быть столь порочен. А это значит, что, сомневаясь в нем, она лишь расписалась в собственной глупости и маниакальной подозрительности!
Глава 17
Уже через несколько дней работы в ателье Рейлин увлеченно обсуждала с Фаррелом и Элизабет, какую ткань следует выбрать для того или иного наряда, из какого материала выполнить отделку. В какой-то степени горечь одиночества и постоянное чувство потери, преследовавшие ее ночами, компенсировались работой. Днем у нее не оставалось времени для грустных размышлений; никто не знал, как отчаянно она скучала по мужу, как больно ей становилось при мысли о том, что он ее забыл. Если бы Джеффри хотел с ней повидаться, то, конечно же, нашел бы время для того, чтобы появиться у Фаррела. Как ни печально было это сознавать, но факты говорили о скором конце их брака.
В пятницу после обеда в салон зашел не кто иной, как сам Густав Фридрих, надменный и самодовольный, как всегда. Как от назойливой мухи, он отмахнулся от привратника, пытавшегося спросить, что ему нужно. Прятаться Рейлин было уже поздно, поэтому она, закусив губу, углубилась в эскизы.
Элизабет обратила внимание Ива на появление немца, и тот, извинившись перед очередной заказчицей, подошел к Фридриху, загородив собой вход; однако немец уже успел разглядеть Рейлин в соседнем зале и явно намеревался пройти прямо к ней.
— Прошу прощения, мистер Фридрих, — ледяным тоном заявил Фаррел, — поскольку этот салон обслуживает исключительно дам, я должен выяснить цель вашего прихода; я также должен быть уверен, что вы не собираетесь вновь причинять беспокойство миссис Бирмингем. Не хотелось бы распугивать клиентов сценами насилия, но предупреждаю: если обстоятельства потребуют, я не остановлюсь ни перед чем.
Густав оскорбленно взглянул на Фаррела, который был намного выше него, а затем, поджав губы и наморщив нос, с сильным немецким акцентом произнес:
— Не вижу, почему мой визит вас так озаботил. Я желаю поговорить с фрау Бирмингем, за этим и пришел. А теперь, прошу вас, уйдите с дороги.
По мнению Фаррела, немец явно переступил границу дозволенного, и он решил не уступать ему, но, насколько это возможно, не прибегать к грубости.
— Миссис Бирмингем занята. Я не хочу, чтобы ей мешали, пока она не закончит работу.
— То, что я собираюсь сообщить фрау Бирмингем, не займет больше минуты. Прошу вас пропустить меня, — заявил Фридрих и, понизив голос, добавил: — Я пришел сюда не для того, чтобы оскорблять фрау Бирмингем или вас, но обязательно устрою сцену, если вы меня не пустите.
Фаррел готов был сам начать скандал, руки его так и тянулись схватить Фридриха за жирный загривок и выбросить вон, как щенка, но тут он подумал, что своими действиями только спровоцирует немца: что, если тот станет искать встречи с Рейлин после закрытия салона? Хотя Джеффри говорил, что установил наблюдение за домом Элизабет, Густав и его банда могли натворить немало бед до того, как женщинам придут на помощь.
