Якоб Ланг - Наложница фараона
— Ты себя не ценишь! — уверял Генрих приятеля. — Ты великолепный мастер, тебя весь город любит!..
Но именно в этой любви Андреас вдруг почувствовал опасность для себя. Любят его такого неестественного? Почему? Потому что он забавляет их? И, значит, они могут воспрепятствовать исполнению его желания зажить естественной жизнью?..
— Любят! — проговорил Андреас, и в голосе его прозвучала какая-то незнакомая ему прежде ироничность. — Безобидных чудаков любят всегда!..
Но Генрих не обратил внимания на эти слова, и убеждал Андреаса, говорил, что отец девушки поможет Андреасу устроить собственную мастерскую…
И в конце концов Генрих сумел убедить приятеля, ведь и тот, в сущности, желал быть убежденным…
И вот, чтобы прекратить разом все колебания и сомнения свои, Андреас явился в дом отца девушки.
Андреас тоже почему-то знал и верил, что девушка влюблена в него.
Мать ее уже успела за эти дни все рассмотреть и взвесить — все доводы «за» и «против» брака ее дочери с Андреасом Франком, и решила, что брак этот будет для ее дочери удачей. Тогда она высказала свои соображения отцу девушки, и тот согласился с женой, потому что за все годы их счастливого брака уже привык соглашаться с ней и всегда это выходило к лучшему…
И вот Андреас попросил у почтенных родителей руки их юной дочери и они ответили ему согласием. Затем позвали и саму девушку и объявили ей сватовство Андреаса. Она вошла с опущенными глазами, и все так же потупясь, едва слышно ответила, что согласна, поскольку не хочет перечить отцу и матери.
— Что ты все о нас! — отец приподнял мясистыми пальцами округлый маленький подбородок дочери. — Ты сама-то согласна выйти за этого красавца? — он хохотнул дружелюбно.
— Да, — совсем смущенно произнесла девушка и быстро подняла глаза на жениха.
В этих золотистых наивных глазах Андреас увидел самую живую и трепетную радость.
* * *В соборе состоялось оглашение. Начали готовить приданое. Матери Андреаса пришлось принимать и угощать родителей богатой невесты в своем скромном жилище. Они обращались с ней очень почтительно, любезно и с восхищением говорили о всевозможных достоинствах ее сына. Она с удовольствием слушала и отвечала им короткими, деликатными и тоже любезными фразами. Невесту показали ей в церкви. Девушка учтиво и покорно приветствовала будущую свекровь, та отвечала ей все теми же любезными и деликатными, но краткими фразами. Затем будущую свекровь пригласили на обед и родители невесты. Они застелили дубовый стол самой лучшей скатертью, выставили самую дорогую посуду. Но Елену это не обидело, она понимала их естественное желание показать, сколько добра они дают за дочерью. Было уговорено, что пока у молодых не будет своего дома, отец отдает в их полное распоряжение весь второй этаж этого дома, где он прожил много лет в добром согласии со своей супругой, матерью девушки.
— Но я надеюсь, что скоро придется нам гулять у них на новоселье, — дородный бочар поднялся, держа в руке серебряный бокал с красным вином, и повернулся к Елене. — Такой мастер, как ваш сын, без собственного дома надолго не останется!
Елена кивнула учтиво и деликатно, но и с некоторой торжественной важностью.
И все же это решение Андреаса вступить в брак явилось для нее скорее неприятной неожиданностью. Он перечислил ей так разумно все выгоды будущего брачного союза. И пока он говорил, ей все казалось, что у нее отнимают ее драгоценное сокровище, ее чудесного мальчика, ее милый живой драгоценный камешек. И вместо него, как будто от злого тайного колдовства, появляется обыкновенный человек, мужчина, похожий на всех мужчин города. В сказках колдовские действия наделяли человека необыкновенной красотой или необыкновенным же уродством, или и вовсе превращали его в животное, растение или какой-нибудь предмет. А вот ей сейчас в ее обычной жизни казалось, что, наоборот, ее чудесный Андреас от колдовства превращается в обыкновенного человека… Но кто же отнимает его у нее? Конечно, она понимала умом, что никакого колдовства здесь нет, что все это очень обыкновенно, заурядно. Нет, она никогда не хотела для своего сына бурной, полной приключений и потому опасной жизни. Но вот… чтобы ее Андреас жил, как живут все горожане-ремесленники, и был бы женат на такой обыкновенной девушке… Какой-то смутный протест охватывал душу матери… Чего бы она хотела для сына? Нет, она и сама не знала. Но смотрела в соборе на каменную статую Богоматери, на милого своего маленького мальчика, изображенного резчиком в образе Божественного Младенца… И эта досада… эта обида… Но было и чувство попроще: ей просто неприятно было думать, что эта молодая женщина будет заботиться об Андреасе, следить за его платьем и башмаками, надзирать за приготовлением кушанья для него… А что же она, мать?.. и снова — чувство обиды… И было так больно чувствовать, что сын отдаляется от нее, от своей матери. Уже не с той прежней доверительностью он разговаривает с ней. А после свадьбы вся его доверительность будет доставаться молодой жене… Елена не корила Андреаса, ничего такого не говорила ему, со своими будущими родными держалась учтиво и деликатно… И вдруг возникали у нее странные невольные мысли — ах, если бы нашлось такое колдовство и вернуло бы ей ее чудесного Андреаса, вновь превратило бы его из этого заурядного обыкновенного человека в такое прекрасное изумительное чудо…
А в городе как будто и не понимали, что Андреас изменился. Когда узнали, что он скоро женится, все, казалось, порадовались за него. И сам Андреас, казалось, вовсе позабыл о своих прежних опасениях относительно горожан… Не замечал он и странного настроения матери; с него довольно было, что его будущие родные обращаются с ней почтительно…
Почти каждый вечер Андреас приходил в дом своей невесты и беседовал с ней в присутствии ее родителей или одной лишь матери. Девушка говорила с ним разумно, сдержанно и скромно. Она была очень наивна, но в своей естественной серьезности эта ее наивность была очаровательна. Отец и мать девушки настолько доверяли Андреасу, что в иные вечера отпускали свою дочь с женихом на площадь к фонтану. В эту зиму вода в фонтане не замерзла. Когда девушки из семей попроще и служанки расходились от фонтана со своими кувшинами, туда являлись девицы и юноши побогаче, и не спеша прогуливались парами, обмениваясь любезностями. Андреас обычно для таких прогулок надевал черные чулки и теплую красную куртку с пушистым меховым воротником. Его невеста одевалась в пристойное темно-синее теплое платье, поверх которого накидывала меховую накидку. Андреас говорил девушке приятные учтивые слова и радовался ее скромным ответам, в которых, несмотря на видимую сдержанность, чувствовалась искренняя любовь к нему. Девушка любила его мило и спокойно. Казалось, и он любил ее так же. Но порою у Андреаса вдруг возникало ощущение, что он вовсе и не способен на подобную любовь, и не сможет он жить такой жизнью; и все, что он совершил в эти дни, всего лишь притворство с его стороны. И лучше прекратить это, пока не поздно, и возвратиться к прежней жизни, попросив у этой девочки прощения за то, что смутил ее спокойную душу. Андреас в такие мгновения не сомневался, что и любовь к нему девушки легко пройдет, словно спадет какое-то наваждение… Но тотчас властно захватывали его сознание практические соображения: ведь уже состоялось оглашение, уже назначен день свадьбы… Нет, может, городские нищие и книготорговцы и порадуются, если Андреас вернется к своему прежнему чудаческому существованию, но он им такой радости не доставит!..
