Кэтрин Куксон - Заговор двух сердец
— Ты, ты хочешь привезти их сюда? — как-то робко спросила Тилли.
— Куда же еще? Единственное место — коттеджи у шахты Розьера, но ведь ты не хочешь, чтобы мы доставили их туда?
— Нет-нет. — Она говорила шепотом. Закрыла глаза, помолчала, потом торопливо направилась к двери. — Пойду оденусь.
— Тебе нечего там делать.
— Я все равно поеду. Если девушка в положении, и ты считаешь, что виноват в этом Вилли, тогда я отвечаю за нее.
— А Вилли ты скажешь?
— Только когда вернемся. Он в своей комнате, ему пока не надо знать. Ты не сходишь на конюшню и не соберешь людей?
— Разумеется. Но там только четверо, верно? Пусть тогда и Биддл тоже поедет. Нам потребуются четыре человека на каждые носилки. Там остался только Билли Скорер. Итого семь.
— Я буду восьмой.
— Не говори глупостей. — Стив говорил с ней так, как муж разговаривает с женой, и она огрызнулась:
— Я еще не старуха.
— Да ладно, ты знаешь, что я имел в виду. Но времени спорить нет. Если мы хотим доставить их живыми, надо поспешить.
Если мы хотим доставить их живыми! Тилли вихрем взлетела по ступенькам, надела свой костюм для верховой езды, теплое пальто и меховую шляпу. Одновременно она пыталась прогнать навязчивую мысль: «Нужно ли, чтобы они остались живы». Симон и его дочь — девушка, которая носит под сердцем ребенка ее сына, ее внука? Тилли как будто разговаривала сама с собой. Да, ради Вилли она хотела бы, чтобы девушка выжила, но не ее отец — если он останется жив, то рано или поздно она потеряет сына.
Только часа через два мужчины, сами окоченевшие до костей, занесли неподвижные тела наверх в приготовленные для них комнаты. Пока Стив и Биддл занимались Симоном, Фэнни Дрю раздела Норин, а Лиззи Гэмбл, Пегги и Кристина Пибоди носились вверх и вниз по лестнице с бутылками горячей воды и одеялами. Дворецкий в это время на кухне поил мужчин горячим пуншем. Тилли же сидела в комнате сына и терпеливо выслушивала его гневные попреки за то, что не сразу рассказала о несчастном случае.
Тилли вымоталась и замерзла. Она даже выпила большой бокал чистого виски, но оно только обожгло горло.
— Что люди подумают? — вопрошал Вилли, и тут она впервые открыла рот и произнесла:
— Что тебе лучше не вмешиваться. Ты мог только помешать.
— Господи! Что ты такое говоришь!
— Тихо! — вяло попросила она. — Слышишь, что я тебе говорю, Вилли? А ты задумывался над тем, что ты вообще наговорил мне в последнее время? С той поры как эта девушка вошла в твою жизнь, я ничего от тебя не слышала, кроме попреков. Я тебе сейчас кое-что скажу. Не бойся — упрекать тебя не буду. Так вот. Норин снова появилась в твоей жизни, причем не одна. Она вот-вот родит твоего ребенка. Во всяком случае, думаю, что это твой ребенок.
Вилли не воскликнул «Что?», не рванулся из комнаты, чтобы найти Норин. Он сидел неподвижно, ни один мускул на лице не дрогнул. Казалось, он лишился жизни, услышав такую потрясающую новость.
Тилли встала, подошла к сыну и дотронулась до его руки:
— Ты не знал?
Он глубоко вздохнул, слегка пожал плечами и спросил:
— Где она?
— В голубой комнате. Она… сейчас пришла в сознание. Она долго пролежала в канаве. Но она очень хотела и… — Тилли остановила его, потому что он двинулся к двери, — у нее начались роды.
— Нет!
— Да.
— Врача позвали?
— Нам придется обойтись своими силами.
Она взяла Вилли за руку и вывела в коридор, а потом по галерее в западное крыло дома. Они редко пользовались этой частью дома, но, как обычно, три или четыре гостевые спальни были наготове. Тилли придерживалась этого правила, хотя уже много лет у них никто не гостил. Теперь же в этих комнатах пылали камины. Симон занимал комнату, известную как желтая, а Норин — голубую.
Открыв дверь в голубую комнату, Тилли жестом попросила Пег выйти. Вилли медленно переступил порог и замер — он увидел очертания тела на кровати. Он быстро подошел, наклонился и вгляделся в белое лицо и широко открытые глаза.
— Норин! — выдохнул ее имя Вилли. В это время Тилли подвинула ему кресло, и он сел. Взяв в ладони повернутое к нему лицо, Вилли снова прошептал: — Норин!
Она не произнесла ни слова и не пошевелилась.
— Я же не знал, — выдавил он, — почему ты молчала? Это ужасно, ужасно. Боже ты мой!
Почувствовав, что дверь закрылась за матерью, и что они одни, Вилли наклонился над Норин и прикоснулся губами к ее губам. Не ощутив ответа, он тихо спросил:
— Больно?
— Да.
Так похоже на нее, она никогда не тратила лишних слов.
— Господи, как же я по тебе скучал. Искал и искал день за днем. Где ты была?
— В Ньюкасле.
— Ньюкасле? — Он взял ее руку и положил себе на грудь. — Я был на каждой улице, в каждом переулке, каждом доме. Нед даже устал искать со мной. А ты все время была там. Милая моя…
— Пожалуйста, не плачь. — Норин легонько коснулась его щеки. — Не волнуйся. Что бы ни случилось, не волнуйся.
Он хотел что-то сказать, но она приложила пальцы к его губам.
— Послушай меня, Вилли. Ни в чем себя не вини, понял? Все то, что случилось, произошло, потому что я этого хотела. Это не твоя вина, тебе не в чем раскаиваться. Запомни это.
Он крепко держал ее за руку. Ему вдруг показалось, что зрение на мгновение улучшилось, и он видит ее лицо. Оно разительно отличалось от того лица, которое он хранил в памяти до сих пор. Щеки запали, кожа серая. Вилли видел, как Норин крепко закусила губу, болезненная гримаса исказила ее лицо, но именно в этот момент он узнал женщину, о которой мечтал. Норин громко застонала и поджала колени.
— Что с тобой? Норин, что с тобой? Я позову маму.
Она задержала его руку, и с трудом выговорила:
— Ты… не можешь послать за моей мамой?
— Да-да, конечно. — Вилли тут же вскочил. — Мы… мы сейчас ее привезем. — Он торопливо пошел к двери, вытянутой рукой нащупывая дорогу. Он уже почти ничего не видел, только смутные контуры комнаты. Открыв дверь, Вилли закричал: — Мама!
Тилли, находившаяся рядом, спросила:
— Да, в чем дело?
Он поймал ее протянутую руку.
— Норин… ей больно… она хочет видеть свою мать. Как ты думаешь, мы сможем до нее добраться?
Тилли ответила не сразу:
— Сделаем все возможное. Иди к себе. Пег! — позвала она, и когда Пег подошла, велела: — Побудь с ней, я скоро вернусь.
В холле Тилли после недолгого колебания попросила Пибоди:
— Скажи Артуру и Джимми, что я хочу их видеть.
Она знала, что они, как и все остальные, очень устали — они несли носилки всю дорогу. Но она также знала, что и в ад они пойдут не задумываясь, стоит ей приказать.
