Наталия Орбенина - Ночная колдунья
Константин Митрофанович со злым отчаянием отбросил зачитанную газету в сторону. Той заметке исполнилось почти полгода, а он все возвращался и возвращался мыслями к происшедшему, пытаясь понять, что произошло. Он ясно помнил, как все собрались в затемненной гостиной, едва освещаемой несколькими большими свечами. Расселись в креслах и на диванах, с трудом подавляя нервное напряжение. Кондратий явился наряженный фантастическим образом, так, что его с трудом признали. Видимо, напяливая на себя некие бесформенные черные одеяния, он так представлял себе истинных магов. Колдун начал свое действо, стал производить движения руками, что-то шептать, мычать, но не прошло и десяти минут, как где-то неподалеку грохнуло со страшной силой. Сразу же комнату заволокло дымом, запахло гарью, полыхнуло пламя. Все одновременно закричали, что-то упало, загремело, все смешалось. Сквозь едкий дым Сердюков увидел Маргариту, которая лежала, распростертая на полу, в нескольких шагах от него. Разорванное платье, окровавленное лицо, растрепанные волосы. Следователь поспешил на помощь. Но когда он почти донес бесчувственное тело до выхода из дома, на них обрушилась часть лестницы, он не удержался и упал вместе с драгоценной ношей. Потом он помнил, как его тащили пожарные, затем лазарет и бесконечные рапорты, объяснения с коллегами и начальством. Ему грозила отставка, и только блеск прежних заслуг помог следователю удержаться на службе. В первый раз в жизни Сердюков прибег ко лжи. Он умолчал о странностях, происходивших с его сознанием, иначе обвинения в сумасшествии было бы не избежать. Пришлось попотеть, сочиняя правдоподобные причины, приведшие его на столь странное мероприятие на Казанской улице. Позже он отпросился в отпуск для поправки здоровья и заперся в одиночестве в своей квартире. Сердюков долго отлеживался и приходил в себя от пережитого. Одно, несомненно, положительно. Упавший кусок лестницы напрочь вышиб из него ощущение присутствия каких-либо иных, потусторонних, душ. Никто теперь не тревожил его видениями, телесным томлением и сладостными переживаниями. Вспомнив о прекрасной Марго, он вздохнул и поднялся со стула. Пусть это был не он, пусть это было нечто нереальное, но лучше и ярче в его серой жизни не происходило ничего. От этой мысли Сердюкову стало совсем тошно. Он запахнул поглубже поношенный халат и мрачно остановился посередь скудно обставленного жилища. Убогость собственного бытия, ранее им не замечаемая, теперь глядела на него из всех углов. Прочь, на воздух, на улицу, на солнце! Константин Митрофанович поспешно оделся и почти бегом бросился вон. Праздная жизнь утомляла его, он страстно мечтал поскорее снова выйти на службу, чтобы работать без устали день и ночь, не позволяя себе никаких воспоминаний, нелепых мечтаний и прочих слабостей, из-за которых чуть было не лишился смысла жизни, то есть работы в полиции.
Куда пойти? Не привыкший без нужды бродить по улицам, он остановился в нерешительности, подумал, а потом ноги сами понесли его в Александровский сад. Следователь не стал тратиться на извозчика, пошел пешком, тем более что спешить было совершенно некуда. По дороге он снова размышлял. Что же получается? Несомненно, в доме произошел взрыв, повлекший за собой пожар. И вовсе это не мистика, а вполне продуманные кем-то действия. Но кем, с какой целью? Если исходить из того, что исчезли Кондратий и Литвиненко, стало быть, это их рук дело. Погиб на пожаре, и дело с концом, исчез, и нет тебя. Ни для кого – ни для полиции, ни для преследования иных лиц. Доктор вполне мог решиться на подобный шаг. Состоял ли он в сговоре с магом, вот в чем вопрос, на который теперь вряд ли удастся ответить. Ведь нечто странное и необъяснимое все же происходило. И не только с ним, Сердюковым. Чтобы понять, следователь посетил в приватном порядке одного из светил отечественной медицины доктора Миронова. Почтенный доктор, выслушав рассказ, где полицейский опустил имена героев, подумав, пришел к выводу о коллективном гипнозе или воздействии некоего вещества, вызывающего галлюцинации. Правда, как могли несколько разных людей видеть один и тот же бред, доктор затруднялся объяснить. Выходило, что опять же либо Литвиненко, либо Кондратий дурманили и его, и Марго, и Гривина опасным снадобьем. Значит, опять пресловутая соль?
Поинтересовался следователь и насчет чудесного исцеления Варвары Платоновны. По ее словам, когда она увидела перед собой столп огня и поняла, что помощи ждать неоткуда, она испытала такой ужас, что, не помня себя, просто выскочила из своего кресла и побежала. Правда, потом уже, на улице, силы ее оставили, и она упала. Но теперь передвигается хоть и с трудом, с палочкой, но все же своими ногами. На что доктор Миронов ответствовал, что сильные психические потрясения могут оказывать на организм подобное влияние, но действие таких процессов еще наукой не изучено.
Погрузившись в мысли, следователь незаметно добрел до сада и стал прогуливаться по аллеям. Гуляющих оказалось мало, в основном няньки с детьми да старухи, совершающие ежедневный моцион. В воздухе уже чувствовалось холодное дуновение зимы. Земля сковалась льдом, хотя кое-где еще виднелись остатки пожухлой травы. Деревья облетели, и сквозь их темные силуэты проступали жесткие линии Адмиралтейства. Сердюков покружил вокруг уже выключенного на зиму фонтана и медленно двинулся в обход памятника Пржевальскому. Скользя взором по фигуре ученого и его замечательной лошади, он продолжал размышлять о деле. И тут плавное течение его мыслей прервалось знакомым скрипом инвалидной коляски. Он помедлил и все же повернулся, уже зная, что увидит. Навстречу шла дама в пушистом манто и небольшой шляпе, из-под которой выбивались непослушные медные пряди. Впереди себя она с усилием толкала кресло, в котором сидел, понуро опустив плечи, мужчина. Его ноги укрывал клетчатый плед, глаза закрыты, он словно дремал. Сердюков приподнял шляпу и поклонился. Его сердце бешено заколотилось. Женщина прищурилась, узнала, кивнула головой и остановилась. Кресло подкатилось под самые ноги полицейскому, так, что он даже вынужден был отступить на шаг.
– Мое почтение, Маргарита Павловна! Как сегодня самочувствие Дмитрия Ивановича?
Услышав посторонний голос, назвавший его имя, сидящий в кресле Гривин открыл глаза и с неудовольствием воззрился на следователя.
– Вашими молитвами, – зло усмехнулся он. – Видите, к чему привело ваше легкомысленное попустительство преступникам!
Сердюков потоптался на месте. А что ему было отвечать? Кто бы мог подумать, что проклятая балка упадет и преломит Гривину хребет? И что в конечном итоге именно он, Гривин, займет место в инвалидной каталке?
