Саманта Джеймс - Непокорное сердце

Шана с нетерпением ждала этих уроков, потому что во время занятий она переставала беспокоиться о графе, думать о войне или о чем-то еще.

Сад был тихим и уединенным, настоящим раем. Рядами росли крупные и крепкие овощи вперемежку с буйно цветущими темно-лиловыми фиалками, изящными кремовыми розами и лилиями, похожими на солнце.

– Меньше всего я ожидал найти вас здесь, миледи, – услышала она суховатый мужской голос.

Шана и Вилл, склонившиеся над землей, взглянули почти виновато. Мальчик стал усердно стирать буквы, которые она начертила. Обаятельно улыбаясь, сзади стоял сэр Джеффри. На солнце его светлые волосы отливали золотом.

Девушка покраснела, представив, какое зрелище она являла в этот момент. У нее даже вспотели лоб и шея, коса спускалась вдоль спины, наполовину растрепанная, и Шана не сомневалась, что ее щеки были испачканы пылью. Вилл, как ужаленный, вскочил на ноги.

– Я лучше вернусь к сэру Грифину, – пробормотал он.

Рот Джеффри скривился, когда он перевел взгляд с палочки в руках принцессы на буквы, нацарапанные на земле.

– Вилл Тайлер, – прочитал рыцарь, затем снова вернулся к Шане. – Ваш муж знает, как вы проводите время? – поддразнивая ее, спросил он.

Девушка отбросила палочку в сторону и снова села на корточки.

– А зачем ему это? – легко ответила она, – он немного знает обо мне.

Джеффри не так легко было обмануть. Его улыбка стала еще шире. Он тоже присел и оперся спиной о каменную стену, обвитую зеленым плющом.

– Вы все еще несчастливы? – спокойно спросил он.

Шана опустила голову, желая быть честной и размышляя, хватит ли у нее смелости.

– Король Эдуард рискнул и проиграл, думая, что этот брак покончит с враждебностью между Англией и Уэльсом, – наконец сказала она. – Теперь мы с Торном платим за его ошибку. – Шана не могла полностью скрыть горечь. – У нас нет ничего общего с ним, кроме сожалений по поводу нашего брака и нашей неприязни друг к другу.

Джеффри от удивления поднял бровь.

– Ваш брак мог быть лучше, если бы вы отказались от своего оружия, – сказал он спокойно.

От этих слов Шана вспыхнула и высоко подняла голову.

– Что?! – воскликнула она. – У меня нет никакого оружия!

Он покачал головой.

– Миледи, у женщины гораздо больше оружия, чем она подозревает. Она может самому сильному воину нанести сокрушительный удар в его жизни и ничем иным, как, словом или даже взглядом.

Шана виновато прикусила губу. Джеффри прав. И глубоко в душе она понимала это. Девушка, не отрываясь, смотрела на свежую цветущую кремовую розу, не ощущая ее запаха. Хрупкий мир, который она обрела здесь, рушился на глазах.

– Да, – мягко продолжил Джеффри, – вы раните мужа в самые уязвимые места…

– Уязвимые? – безжалостно засмеялась она. – Джеффри, его сердце окружено каменной крепостной стеной, если оно вообще у него есть!

– Торн тот человек, с которым не легко подружиться, – согласился рыцарь. – Но отказывать ему, отвергать его… Этим вы раните его, Шана. И иногда обида прикрывается гневом.

– Так что же вы от меня хотите? Обнимать его, любить его от души, когда я знаю, что он никогда не сделает того же? – Ее тон был довольно резким. – Мне кажется, что это его не волнует, он даже не заметит этого.

«Ах, леди, – подумал Джеффри, – вот тут-то вы и не правы. Сдается мне, что вы не выходите у него из головы, хочет он того или нет». Но вместо того, чтобы сказать это, Джеффри продолжал нежно бранить ее».

– Вы говорите, что Торн мало вас знает. Но вы еще меньше знаете его. Вот пример, миледи, – и он указал туда, где было начертано имя мальчика. – Матери Торна не нужен был сын-бастард. Она бросила его на улицах Лондона, когда он был еще младше Вилла. Он бродил по городу, даже не зная своего имени, если оно вообще у него было.

Шана не смогла скрыть ужаса от жестокости женщины. Джеффри заметил это и улыбнулся.

– Да, я не могу представить такого бессердечия, но жизнь жестока к бастарду. Он прославился своим воровством на ярмарках в Лондоне так, что торговцы прозвали его Торном-Шипом, потому что он приносил им много беспокойства, а де Уайлдом, потому что он был дик и неуправляем.

Предательская боль сжала Шане сердце, боль, с которой она боролась, но не могла заглушить. Ей показалось совсем нетрудным отбросить покров прошлого и представить Торна мальчиком-хулиганом. Непокорным, но и беззащитным. Гордым, но голодным. Отчаявшимся, но никогда не бывшим слабым.

Джеффри положил свою сильную, загоревшую на солнце руку поверх ее ладони, покоящейся на колене.

– Торн – человек, которого окружающие чурались всю свою жизнь, – откровенно сказал рыцарь. – Неужели вы, его жена, тоже оттолкнете его? Я не знаю больше ни одного человека достойнее и преданнее Торна.

Разговаривая, они и не подозревали о том, что черные проницательные глаза внимательно следили за каждым их движением. Граф презирал те сомнения, которые охватывали его, словно потерпевшую поражение армию. Он бранил себя за ревность, яростно терзавшую его душу. Все эти дни Торн пытался вычеркнуть из своей жизни красавицу жену, но, тем не менее, мысли о ней постоянно преследовали его, чтобы он ни делал.

О, он давал себе клятвы, что не будет принимать ее во внимание, так как она не думала о нем.

Но поднимавшиеся в его душе чувства бушевали, словно буря.

С низко склоненной головой, темными шелковистыми ресницами, розовыми, слегка приоткрытыми губами и манерой держаться, она как бы говорила о своей покорности и ранимости, отчего мужчине хотелось взять ее на руки, укрыть и защитить от всех напастей до конца жизни. Но одновременно де Уайлд видел в ней сварливую женщину, так как его любимая жена была не без недостатков.

Нет, он не станет обвинять Джеффри – за то, что тот протянул руку и прикоснулся к ее ладони. «Может быть, она ведьма, – подумал Торн, – и захотела приворожить и завладеть его другом так же, как она уже соблазнила его своими чарами». Но он не будет праздно стоять, и наблюдать за ними. Эта пара уже дважды его одурачила, и благодаря нему они об этом узнают.

Джеффри первым заметил Торна. Он поднялся и стоял в напряженном ожидании, когда граф начал приближаться. Шана быстро посмотрела туда, куда был направлен взгляд ее собеседника. Она была уверена, что не почувствует ни сочувствия, ни слабости по отношению к мужу, закаленному в битвах рыцарю, но несмотря на все старания, ее сердце екнуло при его виде. Если он когда-то и был жестким и недоступным, можно ли винить его за это? Острая, словно нож, боль пронзила ей грудь. Ее собственное детство было наполнено радостью и любовью, но у Торна не было никого, кто бы заботился о нем, никого, кто бы любил его…