Хизер Гротхаус - Любовная ловушка
Коналл стиснул зубы. Его сердце замерло.
– Я знаю, Дункан, ты лучше меня.
– Черт подери, ты прав! – Дункан сжал ладони в кулаки и с яростным воплем потряс ими в воздухе. – Но что мне с того, а, Коналл? Скажи мне! Для меня нет места в моем собственном доме!
Ангус Бьюкенен шагнул к Дункану, протянув к нему тонкую дрожащую ладонь.
– Для тебя есть место здесь, – прерывающимся голосом произнес он. – Ты сын моей сестры… – Ангуса опять стала одолевать одышка, – …мой племянник.
Дункан развернулся к нему:
– Мне не нужна твоя помощь, старик! Ты тоже виноват во всем этом!
Лана Маккерик, все еще стоявшая на коленях, протянула руку к Дункану.
– Пойдем домой, Дункан. Все будет хорошо, вот увидишь, – взмолилась она.
– Я никуда с тобой не пойду, лживая женщина, – заявил Дункан, а потом посмотрел на Ивлин. Она прикрыла глаза, будто ей было очень стыдно. – Мне очень жаль тебя и жаль ребенка, которого ты носишь. Это правда.
Потом он опять повернулся к Ангусу Бьюкенену.
– Если у тебя осталась хоть капля уважения к сестре – женщине, которая дала мне жизнь, то проводишь меня до дверей и прикажешь, чтобы меня не трогали, пока я не покину твою землю.
– Дунк, не уходи один, – попросил его Коналл.
– Ты… – с презрением воскликнул Дункан, – больше мне не брат, не друг, не господин. Ты мне никто. Все вы! – Он опять глянул на Ангуса. – Так что скажешь, старик? Ты поможешь мне выйти отсюда или я умру за твоей дверью?
Ангус кивнул. На его лице появилось тяжелое выражение покорности судьбе.
– Пойдем, – сказал он и направился к выходу. Дункан пошел следом.
Лана кое-как поднялась на ноги, собираясь кинуться за ним, но Коналл остановил ее, положив руку ей на плечо.
– Оставь их, мама, – посоветовал он ласковым тоном, какого, по мнению Ивлин, эта женщина совсем не заслуживала. – Дункану нужно время. Это самая малость, которую мы можем ему дать.
Лана повернулась и с рыданиями упала на грудь Коналла. Ангус вернулся в зал один и рухнул в кресло.
Ивлин почувствовала, как судорога опять сжала низ живота. На этот раз она была более болезненной и ударила ее, словно гигантский утыканный шипами кулак. Ивлин застонала сквозь сжатые зубы.
Нет, такого не может быть. Ребенку еще рано появляться на свет.
Потом Коналл отстранил Лану и встал перед ней, опустив руки. На его лице было написано глубочайшее сожаление.
– Теперь ты все знаешь, Ив, – сказал он, его янтарно-карие глаза с нежностью смотрели на нее.
– Что я теперь знаю? – прошептала она. Еще одна резкая волна судорог охватила низ живота.
Коналл нахмурился.
– Знаешь, почему я покинул тебя, – объяснил он. – Я испугался, что раз ты не Бьюкенен и наш ребенок не будет Бьюкененом, то проклятие Минервы перейдет на тебя и может причинить тебе вред. Поэтому я решил уйти от вас, чтобы обеспечить вам безопасность, до тех пор пока сам не поговорю с Ангусом.
Ивлин почувствовала боль в сердце, более сильную, чем спазмы в животе.
– Ты ушел от нас, чтобы мы были в безопасности? – переспросила она и недоверчиво рассмеялась.
– Да. – Коналл бросился перед ней на колени, – я пошел за Дунканом и мамой. Я хотел объяснить им, какие ужасные вещи я совершил и что попытаюсь сделать все для того, чтобы исправить положение. А потом я собирался прийти за тобой!
Ивлин покачала головой, глядя в эти глубокие янтарные глаза. Низ живота горел от боли. И только когда спазм прекратился, она смогла заговорить:
– Я не верю тебе. – Ивлин почувствовала, как слезы покатились по ее щекам. – Ты с самого начала меня обманывал. Я тебе была не нужна. Ты только… хотел получить от меня то, что, как тебе казалось, я могла тебе дать.
– Я люблю тебя, Ив, – прохрипел Коналл сквозь сжатые зубы. – Я готов умереть за тебя. Я сделаю все, что ты попросишь. Я хочу прожить с тобой всю жизнь.
Ивлин не могла позволить словам Коналла тронуть ее сердце. Она не хотела, чтобы он опять разбил его. Вдруг Ивлин почувствовала влагу внизу живота. Боль стала тупой и пульсирующей.
– Я не верю тебе, – повторила она. – Я не хочу больше жить с тобой. Я не люблю тебя. Оставь меня.
– Ив, пожалуйста, – хрипло проговорил Коналл. Его лицо исказилось, он наклонил голову так, что его щека чуть не коснулась колена Ивлин. – Дай мне возможность доказать тебе…
– Оставь меня, – повторила Ивлин, смотря в сторону дверей. Ей было все равно куда смотреть, но только не в эти золотистые, полные страдания глаза. – У тебя это хорошо получается. Уходи.
– Нет! Я не оставлю тебя! Я буду бороться! Я…
Ивлин не заметила, как Ангус пошел к дверям. Она увидела, как полудюжина мужчин клана Бьюкененов вдруг заполнили зал. Ангус прервал излияния Коналла.
– Уходи, Маккерик, – произнес он холодным тоном, – сделай то, о чем просит эта женщина. Я не хочу, чтобы тебя пинками выставили отсюда. Ив и так слишком много из-за тебя пережила.
Коналл быстро взглянул через плечо назад, но тут же опять повернулся к Ивлин. Его рука легла на кожаный мешочек, висевший на шнурке. Сердце Ивлин дрогнуло, и она чуть не сдалась.
– Ив, пожалуйста, – прошептал Коналл и посмотрел на ее живот. – Я люблю вас обоих!
Дыхание Ивлин прервалось. Ей было так больно, что она не могла больше говорить.
– Уходи, – выдавила она с трудом. Ангус махнул в сторону Коналла и Ланы.
– Возьмите их и выкиньте отсюда. И смотрите, чтобы они не вернулись назад.
Две пары рук схватили Коналла и потащили. Он взревел:
– Нет! Ив, нет! – Его тащили, но Коналл продолжал кричать: – Я вернусь за тобой, клянусь! Ив, я люблю тебя!
Ангус захлопнул дверь, приглушив тем самым отчаянные вопли Коналла, и повернулся к Ив. Сейчас глава Бьюкененов выглядел еще дряхлее, чем тогда, когда она увидела его впервые.
– Они… – Ивлин едва дышала, – …ведь не причинят ему вреда?
– Нет, если он не ударит первым. – Старик вздохнул и сел, опять потирая левую сторону груди. Его взгляд был полон печали. – Ты правда этого хочешь? Ты уверена, дитя мое?
– Я не могу… – Ивлин закрыла глаза и попыталась обуздать пронзительную боль. От напряжения у нее даже заныли зубы. Сердце и живот боролись зато, кто первым убьет ее. – Я не могу думать о нем сейчас…
Она посмотрела на старика, чувствуя, как неизбежный страх охватывает все ее существо.
– У меня начались схватки.
Глава 22
Ивлин горела, мерзла в бесконечном ледяном аду. Вот уже два дня она боролась с болью, лихорадкой и сокрушительными приступами страха. Ее спасали лишь короткие периоды забытья между приступами, когда ее измученное тело и разум в отчаянии проваливались в пустоту.
Женщины клана ухаживали за ней и делали все аккуратно, нежно и умело. Они тихо переговаривались между собой на гэльском. Но время шло, и вскоре уже стало не важно, что Ивлин не понимает их слов. Сухой тон их речи, короткие, торопливые приказания говорили сами за себя.
