Жюльетта Бенцони - Ожерелье для дьявола
— Это не будет такая уж легкая задача, — ответил Винклерид. Он уже был в курсе всех забот своего друга. — Их же несколько сотен. А как узнать?
— Даже если нужно будет объехать их все один за другим. Но ведь есть и такие, где удача более близка.
— В Бретани, например?
— Не думаю, чтобы она согласилась поехать туда. Но все же я напишу настоятелю монастыря Ханнебонт аббату Галуэтту, чтобы он справился об этом. Ему не составит особого труда узнать, возвратилась ли Жюдит. Я думаю больше о районе Бордо. Ведь этот проклятый врач живет там.
Ну конечно, если только там есть монастырь.
— А почему ты думаешь, что она отправила тебе ложное послание?
— А почему бы и нет? Когда заставляют, то пишут что угодно. И очень может быть, что Калиостро просто заметает следы.
Решившись на все, на то, чтобы стучаться во все двери, чтобы вновь найти свою милую, Турнемин без огорчения вспомнил о своих друзьях Кабаррусах, об Антуанетте и о Терезии. Он же не видел их с самого приезда в Париж. Они могли оказать ему большую помощь, так как у них были крепкие семейные связи на всей территории Юго-Запада. Жиль был уверен, что они не откажут ему в помощи. Особенно Терезия. Когда она узнает о его несчастье, она возьмет его за руку, усадит рядом с собой и пропоет своим нежным голоском: «Проходите сюда, сеньор Жиль, и поведайте все ваши огорчения вашей верной подруге Терезии».
В действительности все повернулось по-другому.
Приехав к этим дамам, он с некоторым удивлением констатировал, что с увлечением пустившиеся в водоворот светской жизни мать и дочь соперничали друг с другом в различных безумных затеях.
Восхитительная Терезия, удивительным образом повзрослевшая за эти дни, осыпала его упреками в том, что он их покинул. Она протянула ему свою ручку для поцелуя с видом герцогини, заявила, что у нее совсем мало времени, поскольку сегодня вечером отправляется на танцевальный вечер в дом графа Лаборда и сейчас срочно должна ехать к своей портнихе. Она заставила его дать слово, что он обязательно будет присутствовать на балу, который скоро будет в их доме.
— И не думайте, что вы сыграете со мной такую же шутку, как в Прадере на празднике Сан-Исидоро. Я обещала моим подругам показать им знаменитого Кречета, любовника принцессы-индианки, и я вовсе не желаю быть смешной в их глазах.
И затем, после столь гневной тирады, она исчезла в вихре нежно-розовых лент.
Антуанетта же царила в салоне среди всей этой невыносимой болтовни. Она подала ему чашку английского чая, нескончаемо жалуясь на все неудобства, причиняемые неприспособленным жилищем.
— Так больше продолжаться не может. Терезия хочет дать бал, а здесь это абсолютно невозможно. Такое впечатление, что танцевать будут у консьержки. Я уже написала супругу, чтобы он бросил все дела и незамедлительно ехал сюда и сам убедился в плачевном состоянии нашего жилища. Пусть он вытащит нас из этой хибары.
Дело было ясное. Предпочитая не настаивать более на своем и от всего сердца жалея Франсуа Кабарруса, Жиль оставил Антуанетту в ее «хибаре», которая в данный момент предстала перед ним просторным салоном, отделанным светлым деревом, заполненным цветами и элегантными гостями, выходящим в тенистый сад. Взбешенный, он возвратился в Версаль.
Как же он мог надеяться на помощь этих двух глупышек с их единственным желанием достойно войти в высший свет Парижа?! Самые высокие их мысли не превышали контрданса и размеров причесок. Одно было абсолютно ясно: бал или не бал, но он ни за что больше не придет в этот дом.
Уготованная ему роль диковинки на этом балу раздражала его, да еще в придачу к этому роль эдакого ирокезского донжуана, чтобы заставить млеть пресыщенных красавиц с их постоянными поисками новых ощущений. С этим покончено!
Хватит с него салонной жизни.
Кстати, к счастью, светская жизнь скоро замедлится из-за усиливающейся жары. Уровень воды в Сене понижался; начинало чувствоваться зловоние. Из знатных кварталов Сен-Жермена и кварталов, прилегавших к Королевской площади, многие обитатели уехали в свои замки в провинции на свежий воздух. И королева, закрывшись в милом ее сердцу Трианоне с горсткой неизменных друзей, играла в хозяйку в тени своей игрушечной фермы среди украшенных ленточками барашков.
Увы, такой летний отъезд ничего не изменил в жизни королевских гвардейцев, поскольку король никогда не выезжал из Версаля. Поэтому попытка Турнемина получить разрешение на отпуск, чтобы тщательно обследовать район Бордо, окончилась неудачей. Его непосредственный начальник граф де Васси ясно дал ему понять, что просьба об отпуске будет плохо встречена после такого краткого периода службы в рядах королевских гвардейцев. Ничего не оставалось, кроме как покорно нести службу, что отнюдь не способствовало хорошему настроению в последующие дни.
На всякий случай, чтобы получить хоть какие-то сведения, он возвратился на улицу Сен-Жиль, твердо решив на этот раз проникнуть в дом, куда приходила Жюдит, и встретиться там с женщиной, укравшей королевские письма. Но дом со слепыми от закрытых ставень окнами был совершенно молчаливым. Графини в нем не было, и как ему сообщил сосед-сапожник, «она уехала со всеми в деревню».
Из всех своих товарищей по шотландской роте шевалье сдружился с молодым знаменосцем Полем де Нейраком, уроженцем Гийанны. Он-то и получил вожделенное разрешение на отпуск к своим родителям в Бордо. Отзывчивый товарищ, немного сентиментальный, большой любитель рыцарских романов, Нейрак от всего сердца сочувствовал горестям Турнемина, который, впрочем, рассказал ему только то, что считал нужным рассказать. Нейрак поклялся помочь своему товарищу в поисках его невесты, по крайней мере, сделать все, что в его силах.
Однажды вечером в первых числах августа молодые люди ужинали в отеле «Справедливый», куда Жиль пригласил своего друга. Тот назавтра должен был в почтовом дилижансе отправиться в Бордо.
Весь день стояла невыносимая жара, к ночи же поднялся легкий ветерок и принес некоторую облегчающую свежесть. Этим не преминул воспользоваться шевалье. Он решил вернуться домой пешком. Мрачное настроение было его постоянным спутником во время медленных прогулок по пустынным улицам. Он вдыхал ночную свежесть политых садов, вслушивался с наслаждением в звуки поющих фонтанов.
В данную минуту то, что принесло бы ему наибольшее облегчение, — это хорошая драка. У него, кстати, было постоянное ощущение, что за ним кто-то следит, но ни разу он не смог в этом убедиться. Впрочем, это могло быть просто плодом его воображения. Кого могло заинтересовать его грустное существование?
