Дженнифер Хеймор - Соблазнительное предложение

– А теперь, – сказал он все с тем же раздражающим непроницаемым выражением лица, – расскажите, что произошло.

Эмма рассказала о сыщиках с Боу-стрит, поджидавших их в доме Люка, когда они вернулись из Бордсли-Грин, о бумагах, найденных в конторе Мортона, и о том, что сыщики решили, будто счет на продажу служит достаточным основанием для ареста Люка.

– А вы уверены, что они говорили о счете, найденном в документах Мортона? – спросил мистер Хокинз.

– А о каком еще счете они могли говорить? – вспылила Эмма. – В любом случае, когда я пошла проверять, все бумаги исчезли, так что вывод очевиден.

– Сыщики показали вам это доказательство? Вы его видели своими глазами?

– Нет, но…

– Они могли конфисковать бумаги Мортона как возможные доказательства, но настоящее могло появиться из любого другого места, – сказал мистер Хокинз.

– Нет, – упрямо повторила Эмма. – Вы не можете так думать. Не существует никакого настоящего доказательства. И любое другое, если и возникнет, будет всего лишь лжесвидетельством моего мерзавца мужа.

Темная бровь снова взлетела вверх.

– Почему вы в это так верите? Вы не так давно знакомы с моим братом, миссис Кертис. Что заставляет вас думать, будто он невиновен?

– Он хороший человек, – процедила она.

– Хм. Подозреваю, Люк первым не согласился бы с вами.

Грудь так распирало от эмоций, что было больно. Эмма чувствовала, что взглядом мечет кинжалы в Самсона Хокинза.

– Потому что ему слишком часто говорили, что он плохой, и в конце концов он в это поверил, – холодно произнесла она. – Эту ложь самым жестоким образом вбили в него, когда он был ребенком, и он до сих пор в нее верит.

Эмма прекрасно понимала, что говорит чересчур откровенно, но слишком злилась и слишком боялась за Люка, поэтому уже не выбирала выражений. И когда продолжила, в голосе ее звучало горькое обвинение:

– Люк так сильно старается доказать своей семье, что он человек способный и ответственный, но всякий раз вы все решаете, что он ничего не стоит. Он каждый день близок к тому, чтобы опустить руки и наплевать на все, но природная порядочность не дает ему этого сделать. А вы по-прежнему вынуждаете его верить, что у него ничего никогда не получится.

– Это неправда! – выдохнула леди Эзме.

Эмма поднялась с места.

– Вероятно, мне вовсе не следовало просить вас о помощи. Я просто не знала о степени вашего недоверия к нему.

– Миссис Кертис, – рявкнул мистер Хокинз. – Сядьте!

Она вцепилась в спинку стула. Инстинкт мощно требовал повиноваться этому человеку, властность в голосе потрясала, но Эмма не сдалась.

– Нет. Или вы пообещаете помочь своему брату любым возможным способом, или я уйду и буду помогать ему сама. Но я не позволю вам ставить под сомнение его невиновность!

Эмма гневно сверкнула на него глазами и только тут заметила, что с его лица ушли все краски, а глаза широко распахнулись от удивления, а не сощурились в гневе, как она ожидала.

Она повернулась к леди Эзме, которая сидела, опустив голову, и яростно моргала, словно пыталась сдержать слезы.

Почувствовав на себе взгляд Эммы, она подняла глаза.

– Вбили? – спросила Эзме, и по ее щеке поползла слеза.

Она намного младше Люка. Вероятно, была еще младенцем, когда старый герцог умер, так откуда ей знать?

Эмма взглянула на мистера Хокинза. Тот не смотрел на сестру, он уставился на Эмму, брови его опустились, суровое лицо побледнело.

– Вы что, не знали? – спросила она обоих сразу.

Мистер Хокинз медленно покачал головой и мрачно ответил:

– Нет.

Эмма была потрясена. Братья наверняка должны знать такие вещи друг о друге!

– Кто… кто делал с ним такое? – выдохнула леди Эзме.

Значит, Люк не рассказывал никому. Осознание того, что он пронес воспоминания о насилии над собой через всю жизнь, ни разу ни с кем не поделившись, обрушилось на Эмму с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Она закрыла глаза, представив себе белокурого голубоглазого маленького мальчика, испуганного и одинокого. Представила, как он не может ни к кому обратиться, как пытается скрыть то, что делает с ним отец, но эти попытки приводят только к тому, что окружающие бранят его еще строже. Представила, что он терпит боль и страх, какие не должен терпеть ни один ребенок.

Потом представила, как представляла всю ночь и все утро, мужчину в холодной темной камере Ньюгейта, и в этот миг она ничего в мире так не хотела, как вытащить его из этого места и крепко обнять. И никогда больше не отпускать.

А затем, конечно, вспомнила, что ее муж виновен во всем случившемся.

Эмма открыла глаза и в упор посмотрела на леди Эзме. Она обращалась к молодой, обеспеченной, со всех сторон защищенной женщине, но не собиралась ничего смягчать.

– Старый герцог Трент – ваш отец. Очевидно, он придумал целый ритуал наказания Люка. Но это было больше, чем наказание. Это было насилие. Пытки. Неужели вы не видели его шрамов? У него вся спина исполосована.

Обтянутая перчаткой рука леди Эзме метнулась к губам, заглушая возглас ужаса. Темные глаза мистера Хокинза прищурились.

– Иисусе Христе! – вырвалось у него.

Эмма продолжала:

– Герцог решил выбить из него все дурное. Он убедил Люка, что тот – воплощение зла. С тех пор Люк безоговорочно поверил в это и считал, что каждый его поступок является новым доказательством его порочной натуры. Его мучают страшные ночные кошмары. Он каждый день страдает от того, что этот человек делал с ним в детстве. – Эмма повернулась к мистеру Хокинзу: – Уж вы-то должны были об этом знать. Старый герцог откровенно ненавидел «сыновей», бывших не его отпрысками. Разве с вами он так не обращался?

Она задала до нелепости дерзкий вопрос. Невероятно дерзкий, ведь с этим человеком она впервые встретилась несколько минут назад. Но Эмме уже было все равно.

– Нет, не обращался, – с трудом выдавил мистер Хокинз.

Значит, Люк и вправду оказался единственным, на кого обрушились вся жестокость и ненависть старого герцога. Эмма сжала губы и повернулась к двери.

– Я не могу здесь больше оставаться, – бросила она. – Только напрасно трачу время. Мне нужно ему помочь.

– Погодите, миссис Кертис, – хрипло произнес мистер Хокинз. – Вы должны знать – я сделаю все возможное, чтобы помочь брату. Прошу вас, останьтесь.

Эмма обернулась. Мистер Хокинз стоял, и на его лице отражалась искренняя тревога. Леди Эзме тоже встала. Она ломала руки и смотрела умоляюще.

Эмма заставила себя вернуться.