Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3
Поставленный перед неразрешимой дилеммой, он посылал небольшие отряды, которые были не способны коренным образом переломить ход войны в пользу Рима. Даки перемалывали их один за другим, нанося удары по авторитету Рима. В довершение ко всему в одном из сражений, разыгравшемся в дунайских степях, царь даков окружил целый легион и полностью уничтожил его вместе с кавалерией и вспомогательными частями. Советники Императора с тревогой увидели, что маниакальное недоверие Домициана к своему окружению завело в тупик всю военную стратегию. Домициан понимал, что его авторитет, с таким трудом достававшийся ему в войне с хаттами, быстро таял. У него возникли сильные подозрения, что некоторые сенаторы через подкуп пытаются настроить против него командиров легионов.
Он пытался обрести спокойствие духа работой по составлению новых законов, которые ограничивали свободы низших классов и расширяли привилегии богатых. Ему казалось, что он возрождает традиции славного прошлого и делает свои владения более безопасными для себя. Вольноотпущенник, не оказавший должного почтения своему бывшему хозяину, мог быть вновь возвращен в рабство. Плебея, занявшего в цирке место, предназначенное для сенатора или всадника, подвергали порке кнутом и штрафовали. Он ограничил количество рабов, которых хозяин мог отпустить после своей смерти по завещанию. Проституткам было запрещено наследовать имущество. Постепенно его борьба за чистоту нравов приняла извращенные формы. Он обвинил главную весталку в любовной связи и тайно судил ее на своей вилле. Затем весь город с ужасом узнал о свирепом приговоре — закопать преступницу живьем в землю. Это было древнее наказание, которому подвергались весталки, нарушившие обет девственности. Оно не применялось уже более двух столетий. В конце концов Домициана все-таки обуял страх совершить ошибку. Возможно, Корнелия и не вступала в связь с мужчиной, тогда боги могли обрушить свой гнев на него за преследование святой. Поразмыслив, он решил сделать наказание наверняка заслуженным. Прежде чем Корнелию отвели навсегда в подземелье, где ей должны были дать буханку хлеба и несколько капель масла, он приказал доставить ее к нему и изнасиловал ее самолично. Теперь никакой трибунал богов не мог обвинить его в том, что он уморил голодом девственницу.
Марк Юлиан заметил одну особенность Императора, которая его сильно встревожила. Он по-прежнему мог оказывать сильное влияние на Домициана и заставить его принять нужное решение чуть ли не по любому вопросу, находясь рядом с ним. Но стоило ему оставить Императора, как все его труды обращались в прах. У Домициана возникали дикие, нелепые подозрения, которые не мог рассеять никто. Случилось так, что Домициан приказал казнить одного из своих секретарей, вольноотпущенника Эпафродита, по той лишь причине, что тот помог Нерону совершить самоубийство двадцать, лет назад. Таким способом Домициан намеревался устрашить всех своих вольноотпущенников на случай, если они задумают против него недоброе. Марк Юлиан считал, что этот поступок приведет к обратным результатам. Такая жестокость по отношению к старому больному человеку, не говоря уже о бессмысленности наказания, так как Эпафродит действовал по приказу самого Нерона, прослужила бы толчком к объединению всех вольноотпущенников в борьбе против него. Домициан согласно кивал, и в глазах его появилось осмысленное выражение, которое обычно означало, что он полностью встал на точку зрения Марка Юлиана. Он счел этот вопрос благополучно разрешенным, но на следующее утро Эпафродита схватили и поволокли к палачу. Домициан приказал, чтобы его обезглавили в старом Форуме, где всегда толклось много народу, а не на обычной площадке для казней внутри дворца. Этим он хотел преподать урок всей придворной челяди.
Все эти месяцы Марк Юлиан осторожно прощупывал настроения каждого сенатора в отдельности. Эти встречи под разными предлогами помогала ему устраивать Домиция Лонгина. Он терпеливо выпытывал у них имена тех, кому они доверяли больше всего. Многие открыто страшились его, подозревая во всем этом подвох с целью испытания их верности Императору. Когда были опрошены все за исключением явных ставленников Домициана, стало известно имя человека, пользовавшегося в Сенате наибольшим уважением. Это был пожилой и добродушный сенатор Коций Нерва.
С месяц сенатор Нерва избегал встреч с Марком Юлианом, догадываясь, о чем тот хочет с ним поговорить. Но все-таки настал день, когда Марк Юлиан перехватил его. Нерва был убежден, что ему удалось перехитрить Марка Юлиана и выйти из императорских бань через черный ход, около которого стояли лотки пирожников и булочников. Юлиан пошел рядом с Нервой, который шагал быстро и размашисто, устремив вперед остекленевшие глаза с таким видом, словно никакого Марка он в жизни не встречал и не знает.
— Пошел прочь! — почти беззвучно прошептал Нерва. — Иди надоедай кому-нибудь помоложе. Я не буду разговаривать с человеком, в присутствии которого я чувствую себя быком, предназначенным для принесения в жертву.
Он с раздражением махнул рукой, словно Марк Юлиан был назойливым зловредным насекомым, старающимся ужалить его.
Сзади послышался звук гонга, возвещавшего о закрытии бань. Оба сенатора часто сталкивались с людьми, которые спешили на вечерние развлечения или же делали вид, что им нужно спешить.
Марку Юлиану приходилось прилагать значительные усилия, чтобы идти вровень с пожилым человеком, оказавшимся не по возрасту прытким. Про себя Марк Юлиан подумал, что с такой скоростью его спутнику не приходилось ходить по меньшей мере лет десять.
— Не очень-то радушно ты относишься к тому, кто пытается сделать тебя повелителем двух третей мира, — сказал Марк Юлиан, — не говоря уже о бессмертной славе и умиротворении души, которое приходит с осознанием того факта, что место в театре тебе гарантировано даже в случае опоздания на представление.
— Твой отец был донельзя беспокойным человеком, смутьяном, вечно ему чего-то не хватало, а ты во много раз хуже него.
Нерва попытался грозно нахмурить брови, но у него ничего не получилось, потому что с возрастом его лицо приобрело много складок и стало бесформенным. Природа наделила его глазами умной овчарки. Они были терпеливыми и всепонимающими.
— Я ничего не просил у тебя! — с осуждением сказал Нерва и обеспокоенно посмотрел на собеседника. — А что, если через год эта жизнь, которую ты мне предлагаешь, покажется адом? Что тогда? Ты подумал об этом, когда строил свои расчеты на меня? Потом ведь нельзя будет так просто взять и уйти с этого места и при этом сохранить свою голову на плечах!
