Александра Риплей - Возвращение в Чарлстон
– Мама, я так странно себя чувствую, – сказала Гарден.
– Помолчи. Выдохни и задержи дыхание, чтобы миссис Харвей могла зашнуровать тебя как следует.
Благодаря корсету талия у Гарден достигла нужных размеров – ее можно было обхватить двумя пальцами, а крепкие молодые груди стали куда сильнее выдаваться вперед. Маргарет одобрительно кивнула. Платье скроет все то, что корсет теперь подчеркивал, но во время танца кавалер Гарден почувствует, какая у нее осиная талия, а его воображение доделает остальную работу.
Гарден уже носила не слишком тугой корсет на каждый день.
Он годится и для чайных балов, думала Маргарет. Холостые мужчины постарше их практически не посещали, разве что бал давался в честь очень близкой родственницы; в этом году таких балов не было.
38
Маргарет подняла трубку и услышала незнакомый голос. Ей сообщили, что ее дочь сбила машина. Гарден находилась в больнице Роупера, в пункте неотложной помощи.
Маргарет вскрикнула, застонала.
– Не волнуйтесь, миссис Трэдд, – успокоил ее голос в трубке. – Серьезных травм нет, только перелом лодыжки.
– Я сейчас приеду. – Маргарет положила телефонную трубку и снова сокрушенно охнула – Гарден же пропустит свои преддебютные выезды. – Занзи, – крикнул Маргарет, – принеси мне чашку чаю. Я отвратительно себя чувствую.
– Спасибо, я чувствую себя прекрасно, – отвечала всем Гарден девятнадцатого декабря на чайном балу. И это было правдой. Ее страх перед сезоном остался в прошлом. От нее ничего не требовалось – только сидеть в большом кресле на колесах и смотреть на танцующих. Люди останавливались, спрашивали, как она, она отвечала, что все хорошо, и они уходили. Она с удовольствием слушала музыку – играл квартет, а не один пианист. И как зачарованная смотрела на сказочное зрелище: на «весь Чарлстон» в апогее веселья. Мать говорила, что Гарден будет в восторге от сезона. И оказалась права. Гарден с нетерпением дожидалась остальных праздников: двадцатого должен был состояться еще один чайный бал, и настоящий бал двадцать четвертого, а двадцать восьмого ей предстоял визит к Люси Энсон.
На первом балу Маргарет сидела возле дочери. Гарден пользовалась успехом как раз в той мере, какая вполне устраивала ее мать. Все четверо мужчин, которых она считала подходящей партией для Гарден, подошли к ним, чтобы выразить свое сочувствие. А на двоих из них улыбка Гарден и ее горловой, уже не детский, а женский голос произвели заметное впечатление.
«Следующий год, – подумала Маргарет, – будет триумфальным».
В последнюю минуту она попыталась отговорить Гарден от чайного бала у Элизабет Купер, но девочке очень хотелось пойти. Сидя в кресле-каталке, она получала от сезона огромное удовольствие, а это был последний из доступных для нее праздников.
– А из-за встречи с миссис Купер я ничуть не нервничаю, – сказала Гарден. – Она меня не укусит.
На самом деле ей было интересно посмотреть и на свою злодейку тетушку, и на ее дом. А вот Элизабет Купер действительно нервничала.
Когда Люси Энсон получила ответы от всех приглашенных, она сразу отдала своей крестной матери список гостей. Элизабет Купер собралась заглянуть в него только после Рождества, когда праздничная суматоха осталась позади. Она знала, что приглашены сорок пять человек и, вероятно, все они будут. Теперь, за два дня до чайного бала, ей нужно было только пробежать глазами их имена, чтобы вспомнить всех как следует и не ошибиться, когда гости будут двигаться вдоль ряда встречающих. Старших и младших сестер или братьев так легко перепутать, а назвать семнадцатилетнего мальчика именем его четырнадцатилетнего брата означает нанести ему страшнейшую обиду.
Просматривая список, Элизабет прихлебывала чай. Наткнувшись на имя Гарден, она чуть не уронила чашку на колени.
– О Господи, – прошептала она.
Она стряхнула темную жидкость с платья и резкими, неверными движениями осушила пятно. Элизабет Купер была выбита из колеи и очень взволнована.
«Я просто гадкая, бессердечная старуха, – думала Элизабет. – Я должна была что-нибудь для нее сделать. Эта девочка – внучка моего брата, а я ее до сих пор в глаза не видела. У него же и другие внуки были. Я не выполнила своего долга, не сделала над собой усилия. Оправданий этому нет и быть не может». Она закрыла лицо руками и опустила голову.
На самом деле у Элизабет были причины не общаться со своими родственниками. Ее племянник оказался развратником и убийцей, и реакцию Элизабет, ее гнев и отвращение при всей их чрезмерности можно было понять. Ее девичья фамилия была Трэдд, и характер у нее был соответствующий. Когда-то она дала клятву не иметь ничего общего со Стюартом, а гнев и горе только укрепили это решение. В присутствии Элизабет о Трэддах из Барони запрещено было упоминать.
Сведения о смерти Стюарта в 1913 году до нее не дошли. Она в это время сидела взаперти, пряталась от людей, не могла встретиться лицом к лицу с жизнью, ее совершенно подкосила бессмысленная гибель Трэдда, ее единственного сына, год назад на «Титанике».
Она медленно восстанавливала, складывала свой мир из обломков, противопоставляя свою решимость своему же отчаянью, но долгое время не виделась ни с кем, кроме ближайших друзей, дочери и внуков. Кто-то сказал ей, что сын ее брата умер, но эти слова не затронули Элизабет. Барони и все связанное с ним было от нее слишком далеко. Она на самом деле просто не вспоминала об этой семье, пока не узнала, что Стюарт-младший служит в банке у Эндрю Энсона. Эндрю уверил Элизабет, что у ее родственников все обстоит вполне прилично, пообещал и дальше присматривать за их делами, и Элизабет с готовностью ухватилась за его слова. Они позволяли ей не бередить старые раны и сосредоточиться только на одном – на том, чтобы заново строить свою жизнь.
Вскоре она уехала в Европу и поэтому не получила известия о гибели в автокатастрофе Стюарта-младшего. Вернувшись, она из разговоров узнала, что на Маргарет свалилось большое состояние, что она изо всех сил и довольно успешно делает светскую карьеру и что с ней осталась только младшая дочка Гарден которая благополучно делит свое время между Эшли-холл, школой танцев и пением церковном хоре.
Она не видела Трэддов из Барони двадцать лет. И самым простым было бы оставить все, как есть.
«Самым простым, – подумала она, – но отнюдь не правильным. Я как была бессердечной старухой, так и осталась. Мне неприятно, что злополучная малышка придет на этот прием. Я не хочу с ней знакомиться. Я не люблю чувствовать себя виноватой».
Когда Гарден в кресле-каталке везли вдоль ряда встречающих, Элизабет казалась вполне спокойной, но только казалась.
