Джорджетт Хейер - Черный мотылек
Она подошла к нему с письмом в руке.
Карстерз поглядел на золотую головку, на это личико с опущенными глазами, на жалобно поджатые губы. О небо! Как сможет он вынести жизнь без нее! Машинально взял он письмо.
Лавиния отвернулась, но когда она сделала шаг прочь, что-то лопнуло у него в мозгу. Несчастное приглашение полетело на пол.
– Нет, Богом клянусь, ты этого не сделаешь! – внезапно вскричал он.
Лавиния, задрожав, остановилась.
– О… о, что ты имеешь в виду? – пролепетала она.
Пелена тумана спала с его глаз, мысли прояснились. Лавиния не смеет убегать с Лавлейсом. В два шага он оказался около нее и, схватив за плечи, круто повернул к себе лицом.
– Ты не оставишь меня! Слышишь? Я не могу без тебя жить!
Лавиния испустила легкий крик, полный радости, изумления и облегчения, и прильнула к нему.
– О, пожалуйста, прости меня и позволь остаться! – Она вцепилась в лацканы его кафтана.
Карстерз подхватил ее в яростном объятьи, но ей было все равно, хотя это губило мнущиеся шелка ее наряда. Шелка перестали быть ее главной заботой. Всхлипывая, она пылко отвечала на его поцелуи.
Когда Карстерз смог, наконец, проговорить что-то еще, кроме горячих признаний, он потребовал сказать, любит ли она его?
– Конечно, люблю! – проворковала она. – Я всегда, всегда тебя любила, просто была эгоистичной и беспечной!
Он перенес ее на диван и сел, посадив ее на колено, а затем попытался заглянуть ей в лицо. Но она ухитрилась спрятать его у него на плече, так что он не преуспел в своей попытке.
– Значит, ты никогда не любила этого щенка? – изумленно спросил он.
Маленькая ручка легла на другое плечо.
– О, Дикки! Нет! А… а ты… ты не любишь эту гадкую миссис Фаншо? Ведь не любишь?
Он изумился еще больше.
– Миссис Фаншо? Боже праведный, нет! Не может быть, чтобы ты так думала?
– Думала… думала! Потому что ты так часто бывал у нее, а со мной был холоден… Как я же могла этого не думать?
– Холоден с тобой! Дражайшая моя, неужели это могло быть?
– Был… правда, был… и я была так несчастна… я… я думала, что из-за того, что я неразумная и капризная, ты меня разлюбил… и я не знала, что делать… А… а потом ты сказал мне, что собираешься… признать вину… я разозлилась и сказала, что не останусь с тобой… Но я никогда, никогда не имела этого в виду… а когда оказалось, что ты ждешь, чтобы я ушла… я… я снова… не знала, что делать!
Он, утешая погладил ее по плечу.
– Любимая, не плачь! Я понятия об этом не имел… Я же был уверен, что ты любишь Лавлейса… Я в этом и не сомневался… Почему же, ради всего святого, ты не сказала мне правды?
Она выпрямилась и поглядела ему в глаза.
– Да как же я могла? – требовательно спросила она. – Я была совершенно уверена, что ты любишь Изабеллу Фаншо. Я поняла, что должна уехать, и я не могла сделать этого одна… поэтому… поэтому… конечно, мне надо было бежать с кем-то. Я сказала Гарольду вчера вечером, что уеду с ним… и боюсь, он не очень этого захотел, когда услышал, что я люблю тебя. О, Дикки, дорогой, ты скажешь ему, что я не поеду? Ладно?
Он не мог не рассмеяться.
– Ладно, скажу! Ей-богу, любимая, мне его даже жалко!
– О, он не будет долго огорчаться, – философски заметила она. – Он любит так легко, понимаешь? Ну, а ты, Дик… почему ты так часто уходил из дома… и так очень часто виделся с миссис Фаншо?
Его лицо помрачнело.
– Она знала… Джека… в Вене. Я… я хотел постоянно о нем слушать, и она рассказывала… ни о чем я больше думать не мог.
– О, Дикки! Какой… какой гадкой и глупой я была! И поэтому ты был таким холодным… а я-то думала… о, милый мой!
Он снова пригнул ее головку к своему плечу.
– Бедная моя любовь! Что ты? Это добрейшая леди, поверь, но чтобы любить ее..! – он медленно и нежно поцеловал ее руку. – Я люблю… всегда любил… совершенно другое существо: сумасбродную, упрямую, негодную, пленительную особу, которая…
Леди Лавиния сомкнула руки у него на затылке.
– Ты заставляешь меня чувствовать себя совсем, совсем ужасной! Я действительно была гадкой… но я…
– И будешь много раз снова, – смеясь, заметил он.
– Нет, нет! Я… буду… постараюсь быть хорошей!
– Я не хочу тебя хорошей! – успокоил ее Ричард. – Я хочу, чтобы ты оставалась собой, моей дорогой, непутевой…– Леди Лавиния с удовлетворенным вздохом высвободилась из его объятий и встала.
– Право же, как чудесно снова быть счастливой! – облегченно заметила она. – Как подумаешь, что еще полчаса назад я хотела умереть! – она подошла к зеркалу и поправила прическу.
Ричард с беспокойством посмотрел на нее.
– Лавиния… ты… вполне понимаешь, что я собираюсь рассказать всем правду… в следующую пятницу? – спросил он.
– Да, конечно… это очень неприятно и нехорошо с твоей стороны, но, полагаю, ты это сделаешь. Я только надеюсь, что люди не откажутся нас узнавать. Как ты считаешь?
– Никто никогда не откажется от знакомства с тобой, моя любимая.
Она просветлела.
– Ты правда так считаешь? Что ж, тогда, наверное, это не будет очень ужасно, в конце концов. И… и тебе же будет приятно снова быть с Джеком, правда ведь? Да… да, я знаю, что будет. Так что все образуется… немножко погодя… я не сомневаюсь!
Его милость герцог Эндовер встал довольно рано и, не мешкая, вышел из дома. Он подозвал портшез и назвал адрес на Странде, где квартировал некий полковник Шеперд. Он провел у полковника полчаса, а когда наконец вышел из дома, изгиб его губ выражал удовлетворение. Он не сразу взял портшез, а сначала прогулялся в сторону Сент-Джеймса. К парку он подошел уже в обществе Дэра, того самого, у которого семь лет назад проходила памятная карточная игра.
Дэр был приятно заинтригован последней причудой Ричарда.
– У вас есть какие-то предположения, в чем тут дело, Бельмануар? – осведомился он. – Вас он тоже пригласил приехать?
– Да, кажется, я получил какое-то послание от Карстерза. Э-э… вспоминаю, его принес Эндрю.
– Так что же это означает? Приглашен Фортескью и Девнант. Очень любопытно.
– Мой дорогой Дэр, я не являюсь доверенным лицом Ричарда. Мы, несомненно, все услышим в назначенное время. Тайны меня не интересуют. Но это будет приятная встреча… Говорите, Фортескью и Девнант? Странно! Я слышал, что Ивенс и Милуард тоже получили прика… приглашение. Это должно быть весьма занимательным.
– Это чрезвычайно любопытно, – повторил Дэр. – Никто не может даже вообразить себе, в чем дело!
– Вот как? – тонкие губы его милости дрогнули.
Где-то в середине дня он появился в Уинчем Хаусе и был введен в библиотеку.
