Энн Жирар - Мадам Пикассо
– Они и спорят как братья. Я слышала, в Париже вас тоже называли Марсель, – обратилась к Еве жена Брака, с рассеянным видом перебирая жемчужное ожерелье.
– Так и было. Все придумывали себе новые имена, когда приезжали в Париж, и мне не хотелось отставать. Но Пабло это не слишком нравилось, поэтому я снова стала собой.
– Ах, Париж! Я понимаю, там и впрямь нелегко устроиться. Каждый считает, что он должен находиться в центре внимания. Даже Фернанда перестала называть себя Амели, когда познакомилась с Пикассо. Наверное, она решила, что испанское имя будет для него более привлекательным. Но, думаю, вы уже знаете это, если встречались с ней.
Что-то в ее тоне подсказывало Еве, что Марсель уже знает о любовном треугольнике, возникшем между ней, Пикассо и Фернандой. Когда они поднялись на верхнюю лестничную площадку, Брак и Пикассо ушли вперед, продолжая обнимать друг друга за плечи.
– Мы встречались, – осторожно подтвердила Ева.
– Возможно, люди думают, что вы стали причиной их разрыва, – продолжала Марсель. – Другим членам компании это не понравится, но на самом деле кризис назревал уже давно.
Намек на ее вину был неожиданным для Евы. Ей казалось, что в прошлом году она уже познакомилась с большинством людей из ближнего круга Пикассо: с Гертрудой Стайн, Аполлинером, Максом Жакобом, Жерменой и Рамоном Пишо. Все они казались милыми и приятными. Конечно же, его друзья хотят, чтобы Пикассо был счастлив, не так ли?
Большая студия со сводчатым потолком, деревянными балками и белеными стенами, увешанными кубистскими полотнами, располагалась в конце коридора. Некоторые картины были вывешены, другие стояли рядами, прислоненные к стенам. Сами полотна были довольно похожи на работы Пикассо, и это обстоятельство сразу же заинтересовало Еву.
Они с Марсель устроились на стульях с камышовыми сиденьями и ярко-синими спинками, под яркими лучами солнца и теплым ветром, дующим с равнины. Стеклянные двери были распахнуты, свежий воздух наполнял помещение, и в такой атмосфере было приятно потягивать перно из маленьких рюмок. Пикассо с Браком обсуждали землистые тона на новых полотнах Брака. Они как будто говорили на своем языке с пунктуацией в виде раскатов смеха и широких жестов, открывавших дивные пространства, недоступные для остальных.
– Они целыми часами могут так беседовать, – с легкой улыбкой предупредила Марсель. – Жорж верит в духовную связь, осуществляемую с помощью живописи. Это их сокровенный язык. Он очень рад возвращению Пикассо, потому что я не умею говорить на этом языке. И, думаю, он уже немного устал от меня.
– Не может быть.
– О, не будьте так уверены! Жизнь с художником – вовсе не сахар, и я достаточно быстро усвоила это. Художник может быть очень страстным, но при этом требовательным и чрезвычайно темпераментным. Всегда приходится находить равновесие, чтобы он мог беспрепятственно заниматься своей работой.
– Если мы собираемся стать вдовами знаменитых кубистов, то, наверное, нужно придумать свой тайный язык, чтобы держаться вровень с ними, – с улыбкой предложила Ева.
Марсель звонко рассмеялась в ответ. Она внезапно напомнила Еве Сильветту: они часто смеялись вместе. Новая глава в ее жизни начиналась с новых знакомых, но нужно быть осторожной и никому не доверять без оглядки.
Потом они все еще долго сидели на террасе после заката, смеялись и беседовали под стрекот цикад. Перед уходом Ева почувствовала опьянение, но не только от перно, но и от надежд на будущее.
На следующее утро после пробуждения у нее остались лишь смутные, похожие на сон воспоминания о Пикассо, наслаждавшемся ее телом на узкой кровати, в которой она лежала сейчас под пуховым одеялом. Когда Ева наконец открыла глаза, привлеченная ароматом свежих булочек и кофе, Пикассо стоял перед мольбертом к ней спиной. Он никогда не стеснялся наготы и в своей мужественности выглядел величественно. Тонкие занавески впускали теплый утренний бриз через открытое окно. Жилистые контуры его широкой спины и узкого торса напоминали ей о совершенстве римских статуй. Услышав, что она проснулась, Пикассо обернулся, держа в руках влажную кисть с охристой краской, и его лицо озарилось улыбкой.
– Вот мы и снова вместе, ma jolie. Готова перекусить? Я уже заказал завтрак. Должно быть, ты проголодалась после вчерашней ночи, – добавил он и лукаво подмигнул ей.
Ева и в самом деле проголодалась. Когда она села в постели и потянулась за булочкой, Пикассо отложил кисть и уперся руками в бедра, словно изучая ее как натурщицу для своей будущей картины.
– Dios mio, я обожаю твою грудь. Я уже решил, что это самая совершенная часть твоего тела.
– А остальное? – с улыбкой спросила она.
– Ты прекрасна, – просто ответил Пикассо.
Потом он подошел к ней, опустился на край кровати, и она протянула ему кусок теплой булочки. Он сунул его в рот вместе с ее пальцами. Ева услышала, как участилось ее дыхание, когда тысячи ощущений, из которых голод был лишь прелюдией, снова обрушились на нее. Она знала, что они снова займутся любовью, и Пикассо по-прежнему оставался для нее самым желанным мужчиной. Он привлек ее к себе, а потом потянулся, обхватил ее ягодицы и усадил на колени. Тело Евы с готовностью откликнулось на это прикосновение. Желание обладать им было глубоким и ненасытным. Сейчас ей было уже недостаточно иметь его, недостаточно той близости, которую они разделяли друг с другом. Этого никогда не будет достаточно.
Час спустя рука об руку они направились по тенистому бульвару к кафе «Гранд». Летний воздух уже прогрелся, стало душновато, и они радовались тени, которую отбрасывала шелестящая листва высоких деревьев. Влюбленные шли на встречу к Браку и Марсель.
Сейчас Еве казалось, что она живет в волшебной сказке, и темная часть мира, которую она знала раньше, никогда не найдет их в Сере, среди солнечного великолепия и порывов свежего ветра, здесь просто не могло случиться ничего плохого.
Когда они подошли к кафе – двухэтажному зданию в мавританском стиле на углу улицы Сен-Ферре, – Ева увидела Жоржа и Марсель за одним из столиков с мраморной крышкой, стоявших на тротуаре. Рядом с ними находилась другая хорошо одетая молодая пара, чье присутствие как будто удивило Пикассо. Он промолчал, но немного сильнее сжал ее руку.
Мужчина был стройным, с блестящими, гладко зачесанными черными волосами и трубкой в зубах, которая заставляла его казаться старше своих лет. Элегантный жилет и шейный галстук придавали ему парижский шик. Темноволосая женщина рядом с ним была одета в модное синее платье, летние перчатки и широкополую шляпу. Было очевидно, что они совсем недавно приехали из города.
