Сьюзен Джонсон - Запретный плод
— Все в порядке. Лучше попроси Луи принести мне поесть. Я проголодалась. Он облегченно вздохнул.
— Все, что захочешь, дорогая. Я чувствую себя кающимся грешником в аду. Ударь меня, если хочешь, — он готов был хоть чемто компенсировать свой эгоизм. — Я подарю тебе бриллианты… Те, черные, которые мы видели у Картье.
— Я хочу есть, дорогой, — она улыбалась, — и это все.
— И все? Ты уверена?
— Еще как!
— Луи! — рявкнул герцог. — А нука живо зайди сюда, черт побери!
Немного позже, когда Дейзи поела, они лежали на кровати, отдыхая и любуясь закатом солнца, обменивались поцелуями и признаниями в любви. Этьен вдруг спросил:
— А что, если у тебя будет от меня ребенок? Что тогда?
— Не будет.
— Почему ты так уверена? Такие вещи случаются.
— Не сейчас, — она посмотрела ему в глаза. — Это значит, что я принимаю коекакие меры предосторожности.
— Ты не хочешь моего ребенка? — Это простое объяснение неожиданно больно задело герцога.
— Сейчас не хочу.
— Ну а если обстоятельства изменятся?
Она пожала плечами и вздохнула.
Она была права… по крайней мере, сейчас.
— А если все же изменятся? — повторил он.
— Если это произойдет, я буду рада иметь твоего ребенка.
— Нашего ребенка, — поправил он.
— Нашего ребенка, — прошептала она.
На восходе солнца они услышали настойчивый стук в дверь для прислуги.
— Который час? — спросила Дейзи сонным голосом. Отвернувшись от теплого тела Дейзи, Этьен посмотрел на часы.
— Пять. Давай спать дальше. — Он сказал это спокойно, но стук внизу, столь ранний и необычный, будил тревогу и призывал немедленно подняться. Спустив ноги с кровати, он встряхнул головой, чтобы прийти в себя, и быстро встал.
Одев зеленый китайский халат, он спустился вниз. С тех пор как он стал свидетелем вчерашнего визита Изабель, Этьен испытывал постоянное чувство тревоги, он откровенно боялся за Дейзи. Интуитивно он ощущал беду.
Стук вдруг прекратился. Он почти был у входной двери, когда из кухни выбежал Луи. При виде выражения лица камердинера у герцога бешено забилось сердце.
— Ваш вороной мертв! Его убили!
Это Изабель, тут же подумал Этьен, он чувствовал это. Гореть ей в аду!
— Ты уверен? — он должен был это спросить, хотя жалобного выражения на лице Луи было достаточно.
Присев на мраморную ступеньку, Этьен почувствовал почти физическую боль от потери этой лошади. Бедное животное, беспомощная жертва человеческих махинаций! Он мертв, потому что, на свою беду, был лучшим конем в его конюшне.
— Кто нашел его? — спросил Этьен. Мрачным тоном Луи ответил:
— Ирландский конюх, ваше сиятельство.
— Приведи его ко мне, я хочу с ним поговорить. Вороной воспитывался в его конюшне с самого рождения. Этьен лично обучил его всему, что тот умел. Конь обладал необычными качествами. Их связывали взаимные любовь и привязанность. Марокко выигрывал все скачки, в которых участвовал последние два года, и без особых усилий мог выиграть и в этом сезоне. Этьен планировал участвовать с ним в Золотом кубке Англии через три недели. Проклятая Изабель! Как она могла сделать это ради мести? Ему хотелось кричать.
Полумрак в комнате усиливал его подавленное состояние. Подойдя к окнам, герцог поднял тяжелые занавески, чтобы позволить утреннему солнцу осветить комнату. Он все еще стоял напротив окна позади своего стола, когда Луи вошел вместе с конюхом. Этьен обернулся, лицо его выражало отчаяние. Он хотел услышать подробности происшедшего.
— Пожалуйста, присядь и расскажи мне все, что ты знаешь.
Он наклонился вперед в кожаном кресле, казалось, для того, чтобы лучше слышать о случившемся.
Чистокровного скакуна баловали все, кормили морковью с сахаром, он был доверчив и позволял всем подходить к себе. Поскольку конюшня специально не охранялась, то туда мог зайти любой. Ктото вошел, сделал небольшой надрез на артерии, и лошадь медленно истекла кровью. Ужасная смерть!
Огромный конь пробовал несколько раз подняться на ноги, уже после того как упал. Отважное, храброе сердце! Стены денника и подстилка были в крови.
Как бы оправдывая себя, конюх произнес:
— Я должен был бы спать с ним. — Тяжесть утраты отражалась в его покрасневших глазах. — Я не должен был оставлять его одного. Если бы я был там, Марокко был бы сейчас жив.
— А ты был бы мертв, ведь мы не знаем, кто это сделал. И никто из нас не может даже предположить убийцу. Так что не вини себя. Ты в этом не виноват.
Но ктото ведь виноват, подумал Этьен в сердцах. Мог ли он предотвратить такую ситуацию? Возможно ли защитить все, что ему дорого? Невозможно, решил он. Но коекакие меры безопасности необходимо предпринять. Пока не случилась большая беда, чем потеря лошади.
Возвращаясь в спальню, после того как сделал необходимые распоряжения, герцог придумал правдоподобную историю о серьезно заболевшей лошади, чтобы удовлетворить любопытство Дейзи. Он сказал, что не будет играть в поло в течение оставшихся дней пребывания Дейзи в Париже, потому что желает быть все время с ней. Герцог боялся, что предположения о том, что Изабель виновата в смерти Марокко, не беспочвенны. После этой ужасной истории он не хотел оставлять Дейзи одну.
Если раньше он не хотел ее отъезда из Парижа, то сейчас он не сомневался в его необходимости. Нежелание разлуки с Дейзи компенсировалось сознанием того, что в Монтане она недосягаема для обезумевшей Изабель.
В этот день они никуда не выходили, остались дома вдвоем, наслаждаясь общением друг с другом. Этьен полагал, что с ним Дейзи защищена от неизвестных злобных намерений Изабель.
В полдень, когда Дейзи отдыхала в саду, Луи передал ему записку, доставленную слугой Изабель.
Изабель, как всегда, использовала свои любимые бледнолиловые чернила. Розоватый лист бумаги содержал два коротких предложения:
«Вы не упоминали о Вашем вороном, когда диктовали мне свое предупреждение. Я надеюсь, что Вы потеряли его».
Этьен скомкал бумагу в руке и отдал ее Луи:
— Сожги это! И проверь, чтобы пистолеты были заряжены и лежали в верхнем ящике моего бюро.
Пять дней спустя герцог провожал Дейзи в Гавр, чтобы посадить на пароход, отплывающий в Америку. Он помогал ей расположиться в каюте. Беседа их была бессвязна и отрывиста — обмен банальностями перед разлукой. Он напишет, он телеграфирует… Она тоже напишет, как только будет время.
Она желала ему удачи с Бурже, он надеялся, что ее судебные дела пройдут гладко. Обними за меня Гектора, попросила она, и он обещал ей, что сделает это обязательно. Море выглядело неспокойно, но коньяк должен помочь расслабиться, советовал он, и она улыбалась, напоминая ему, что провела годы на спине у лошади, так что качки она не боится. Когда они обняли друг друга, раздался свисток — последнее предупреждение для провожающих.
