Сьюзен Джонсон - Серебряное пламя
Поздно вечером, когда Импрес и ее кузина в первый раз остались одни, Аделаида, чьи темные кудри, уложенные в греческом стиле, колыхались от каждого легкого движения, задохнувшись от предвкушения, сказала:
— Теперь расскажи мне все. А об этих утомительных хлопотах не беспокойся. Валентин позаботится, чтобы все было возвращено, — добавила она небрежно, сделав изящный жест украшенной кольцами рукой.
Сидя напротив кузины у камина, Импрес на секунду задумалась о том, как бы сложилась ее жизнь, если бы не было дуэли, если бы она обладала теми же преимуществами и привилегиями, что и Аделаида. Где бы и с кем жила она в свои двадцать лет? Невозможно никакое сравнение, немедленно решила она; рядом с легкомысленной Аделаидой и всем тем, что ее окружает, Трей Брэддок-Блэк просто полон энергии и взрывной страсти. Нет, она никогда не познала бы счастья в замкнутом мирке дворца кузины.
— Расскажи мне о твоем муже, — прошептала Аделаида, воодушевленная и оживленная. — Так же красив, как мой Валентин? — Ее лицо изменилось мгновенно. — О, дорогая, прости, наверное, это так болезненно для тебя, — сказала она, нисколько не смущаясь, а затем заговорщицки наклонилась вперед, как часто делала во времена их детства, когда они делились секретами поздно вечером, когда нянюшки уже спали, и сказала проказливо: — Но, тем не менее, ты должна рассказать мне все.
Сидя в уютном будуаре Аделаиды, потягивая горячий шоколад, подобрав под себя ноги и прислушиваясь к оживленным расспросам кузины, Импрес, чью память заполнили воспоминания, на секунду показалось, как будто она никуда не уезжала. Словно она никогда не беспокоилась о еде и не рыдала на могилах родителей, никогда не стояла в гостиной Лили и ее не держал в объятиях Трей. Ей снова было пятнадцать, а Аделаида не унималась:
— Расскажи мне все.
Сердце Импрес смягчилось от детских воспоминаний и безусловной любви, предложенной Аделаидой. В первый раз с тех пор, как встретила Трея, она могла довериться кому-то, поговорить о своих пылких чувствах и неизгладимых восторгах, которые он давал ей.
— После того как папа и мама умерли, я встретила одного человека. Да, — добавила она, глядя на затаившую дыхание от внимания Аделаиду, — он был очень красив… более красив, чем Роланд.
— Не может быть, — ахнула Аделаида, ее темные глаза заблестели.
— О, да, хотя его волосы были черны как смоль.
В течение недели герцог де Шантель по просьбе обожаемой им жены договорился с известным адвокатом Симо, который был нанят, чтобы восстановить права Гая, и через месяц прошение семейства Жордан было благосклонно принято, не столько потому, что Симо был блестящим юристом, сколько потому, что влиятельный герцог де Шантель замолвил словечко. Важно также было то, что герцог де Рошфор умер прошлым летом, унеся ненависть за погибшего сына в могилу. Пять лет тому назад с мрачным злорадством он втянул графа де Жордана в судебную тяжбу и с беспримерной жестокостью побился осуждения, хотя дуэли, даже со смертельным исходом, были обычным делом во Франции. Теперь же достаточно только доказать, что процесс был выигран герцогом нечестным путем.
Месяц формальностей — на одобрение прошения и подписи требуемых документов, на письменные показания под присягой и на отмену прежних судебных решений-потребовался, чтобы справедливость наконец восторжествовала, и наследники графа де Жордана были восстановлены в их правах и поместье. Недавно овдовевшая Импрес, ожидающая первого ребенка, была радостно встречена прежними друзьями. И хотя она находила утешение в доброте, все же возобновление дружеских отношений заполнило только малую часть вакуума, оставленного Треем. Не так уж много значили внимательность и доброе отношение друзей на фоне того, как ей хотелось вернуться к Трею.
Импрес проводила целые часы в спорах сама с собой о том, послать Трею адрес или нет. Сколько раз ей хотелось написать:
«Приезжай… приезжай ко мне… немедленно. Я люблю тебя, и ничего, кроме этого, не имеет значения».
Многое другое, конечно, имело значение. Много значили чувства Трея. А его чувства к женщинам были такими преходящими… Как она понимала теперь, предложение, выйти замуж, было сделано под влиянием импульса, так же как и экстравагантные предложения платьев и драгоценностей. Симпатии, вкус, склонность проявлялись в Трее мгновенно, но исступление быстро проходило, любовь забывалась.
Неужели она станет умолять его, как любая другая забеременевшая от него женщина? Реакция Трея Брэддок-Блэка на тех, кто обвинял его в отцовстве, была общеизвестна. Она не могла забыть его гневной отповеди Валерии. Трей ощущал себя попавшим в ловушку, упорно сопротивлялся признанию своего отцовства.
С этой точки зрения бесцельно и унизительно писать ему, сообщая о своей беременности. В любом случае, хотел он на ней жениться или нет, но детальный свадебный контракт уже подписан. Сейчас ее не очень интересовало, предвидела ли Валерия, что от мужа, обладающего репутацией Трея, требуется такой контракт. Даже женившись, он делил свое время между городским домом и ранчо родителей, наслаждаясь с женой в постели и не забывая Импрес.
Однако, зная о бесчисленных неверностях и склонности Трея уклоняться от забеременевших любовниц, Импрес воображала себя сказочной принцессой, укрытой на вершине неприступной горы и окруженной злыми духами. «Если он действительно любит меня, он приедет за мной, пробьется через все препятствия, победит заносчивую гордость. Очень романтично, но невероятно, чтобы оказаться правдой», — логически заключила она в следующий момент, трезво оценив Трея, его жену и свое собственное неожиданное появление в его насыщенной событиями жизни.
Хотя, подумала она цинично, как ни краток был период их любви, его все же хватило на то, чтобы успеть зачать ребенка. И что больше всего ранило и сердило Импрес — ее неспособность разобраться в неотразимом обаянии Трея. Она была настолько наивна, что влюбилась в обманщика. Раздражало, как легко она уступила, раздражало, что она оказалась одной из толпы.
Придя к такому заключению, она решила выбросить Трея из головы и начать восстанавливать свое достоинство, как положено дочери графа де Жордана. Все лето она обустраивала быт семьи, подбирала слуг, заботилась о восстановлении знаменитого маминого розария, распорядилась перестроить детскую для будущего ребенка. Иногда она ездила в поместье в Шантельи, находя там и уединение.
Поначалу Импрес окунулась в развлечения ради детей. Она принимала многочисленные ежедневные приглашения друзей, но к концу лета, ссылаясь на свое положение умерила активность; приемы, концерты, танцы, скачки ежедневные поездки в Буа наскучили, в душе она находила их пустыми. Импрес ловила себя на мысли, что часто думает о том, что бы сказал, глядя на нее, Трей. Он бы посмеялся, а может быть, нахмурился, видя такое педантичное исполнение светских обязанностей, и сказал бы со всем присущим ему обаянием, что нельзя считать восхитительным то, что надоело до чертиков. Она оценивала свою жизнь по столь памятному вкусу Трея.
