Мюриэл Митчелл - Детство Скарлетт

— Не знаю, я буду искать, сэр, как только увижу корень, сразу же покажу его вам.

От дома все трое двинулись гуськом. Впереди шагал Геркулес. Он напряженно шарил взглядом по сторонам, словно бы и впрямь отыскивал цветы чудодейственного корня. За ним шел доктор Фонтейн, сжимая в руках саквояж, уже готовый принять таинственное растение, а за доктором Фонтейном шествовал Джеральд О’Хара.

В конце аллеи их догнала Скарлетт, и Джеральд посчитал себя не вправе отправить дочь домой, ведь это ей удалось уговорить Геркулеса показать корень.

Стоял знойный день, по небу проплывали редкие облака, такие маленькие, что их мимолетная тень не давала возможности перевести дыхание после знойного солнца. Все вокруг было накалено, а само солнце было похоже на сверкающий медный поднос.

Во всяком случае таким оно казалось Геркулесу, большую часть своей жизни проведшему на кухне.

Этот сверкающий медный поднос висел над головой, над полями колыхался горячий воздух, земля, пересохшая без дождей, растрескивалась под ногами, а горячий ветер поднимал песок, пыль и дул в лицо.

Это был ужасный день. В такое время лучше всего лежать на террасе и пить принесенный из погреба напиток, прохладный и хорошо утоляющий жажду. А в спешке ни Джеральд, ни доктор Фонтейн, ни даже предусмотрительный Геркулес не прихватили с собой ни глотка воды.

Время от времени кто-нибудь из мужчин вспоминал, что в тот день, когда со Скарлетт случилась беда, потребовалось всего несколько минут, чтобы найти корень. И тогда попеременно то Джеральд О’Хара, то доктор Фонтейн спрашивали:

— Далеко еще?

А повар, едва сдерживая злость, отвечал через плечо.

— Я ищу корень, сэр.

И действительно, он часто наклонялся то в одну, то в другую сторону, раздвигал рукой траву и злил своих спутников небрежностью, с которой он это делал. Он водил их среди кустов, по невидным тропинкам добрых два часа под нестерпимо палящим солнцем.

Первой изнемогла Скарлетт. Пот ручьями струился по ее телу, у девочки разболелась голова. Но она боялась сказать об этом отцу, ведь тот начнет злиться на нее, что она увязалась за ними.

Джеральд и доктор Фонтейн испытывали страшную жажду. Но все молчали, каждый по своей причине.

Джеральд О’Хара потому что был зол, доктор Фонтейн — потому что еще раз убедился, что таинственного растения не существует в природе и молчал лишь из приличия, поскольку сам настоял на этой бессмысленной экспедиции. Ему не хотелось признаваться перед хозяином Тары в том, что он поверил в небылицы, которые рассказывают негры о колдунах. А Скарлетт боялась разозлить отца. У Геркулеса же тоже были свои причины, чтобы молчать и вести процессию все дальше под нестерпимо палящим солнцем.

Наконец, когда они отошли от дома на пару миль, Геркулес решил, что для доктора Фонтейна уже достаточно мучений, а, может быть его гнев прошел, потому что страдала и ни в чем не повинная Скарлетт и его, в целом, хороший и справедливый хозяин.

Мельком взглянув на траву, Геркулес сорвал пучок голубых цветов, которые попадались им на всем пути. Это был один из многочисленных сорняков, которые работники вырывали на хлопковых плантациях на каждом шагу.

Геркулес протянул эти цветы с маленькими корешками доктору Фонтейну и, не глядя на него, повернулся и пошел по направлению к дому, предоставив всем остальным следовать за ним, если они этого захотят.

Когда все вернулись домой, доктор Фонтейн пожал руку Джеральду О’Хара.

— Я благодарен вам за содействие, надеюсь, что это будет иметь хоть какой-то смысл.

Джеральд О’Хара неопределенно пожал плечами.

— Я помог вам чем мог. Но мне кажется, что это не то растение. Боюсь, как бы Геркулес не обманул нас.

— Не важно, даже отрицательный результат имеет смысл, — сказал доктор Фонтейн и отправился на кухню поблагодарить Геркулеса.

Он был очень вежлив, хотя во взгляде сквозила насмешливость. Но Геркулеса там не было.

Небрежно бросив цветы на сиденье своей двуколки, доктор Фонтейн отбыл обратно к себе домой.

А Геркулес вернулся на кухню готовить еду. Он был все еще в мрачном настроении и разговаривал с миссис О’Хара тоном непокорного слуги.

И прошло довольно много времени, прежде чем вернулось их взаиморасположение друг к другу.

Конечно же в корнях голубых цветов не оказалось никаких чудодейственных свойств, как старательно не исследовал их доктор Фонтейн.

Но на это у Геркулеса было убедительное объяснение: колдовство, рассказанное другим людям, теряет силу.

Мистер О’Хара, конечно же считал, что Геркулес обманул и его, и доктора, но признаваться ему не хотелось. Время от времени он и миссис О’Хара тайком расспрашивали своих рабов по одному о корне. Те отвечали недоверчивыми взглядами, некоторые говорили, что не знают, другие отвечали, что никогда не слышали о таком корне.

Рабы говорили так, словно бы вся округа не знала о несчастье, случившемся со Скарлетт и о ее чудодейственном выздоровлении. И только один из рабов, большой Сэм, привыкший относиться к своим хозяевам с доверием и знавший, что тоже безгранично доверяют ему, ответил:

— Спросите у Геркулеса, ведь он врачеватель. Он сын знаменитого колдуна, нет такой болезни, которую он не мог бы вылечить.

И потом большой Сэм добавил:

— Конечно, он не такой хороший доктор, как белые, но нас он лечит хорошо.

Через некоторое время, когда чувство обиды у супругов О’Хара и у Геркулеса прошло, хозяин в добром расположении подшучивал:

— Геркулес, когда же ты покажешь мне настоящий змеиный корень?

А тот смеялся в ответ, качал головой и смущенно отвечал:

— Но ведь я показал его вам, сэр. Разве вы забыли?

Мистер О’Хара тоже смеялся в ответ, смеялась и Эллин, вспоминая о том, как она настойчиво пыталась добиться у Геркулеса признания, где же растет чудодейственный корень.

Скарлетт тоже не была в обиде за Геркулеса за то, что ей пришлось под палящим солнцем рыскать по кустам и плантациям. Хотя тот, конечно, и не был в этом виноват, она сама увязалась за ними.

Как-то зайдя на кухню, Скарлетт завидев лукавую улыбку Геркулеса, принялась его шутливо укорять:

— А ты, Геркулес, старый плут. Помнишь, как ты обманул нас, заставил ходить столько миль по кустарникам, по полям — и все зря. Мы зашли так далеко, что отцу пришлось нести меня на руках.

Геркулес засмеялся, делая вид, что это очень смешно, когда девочка падает от усталости, изнуренная жарой и его господин, ее отец, вынужден нести свою дочь на руках.

Потом повар выпрямился, вытер свои уставшие глаза рукавом и с грустью посмотрел на Скарлетт: