Ханна Хауэлл - Если он грешен
Тяжело вздохнув, Эштон вернулся в дом. Ему хотелось отправиться к Пенелопе сейчас же, но он уже давно не ужинал со своими близкими. Однако и во время ужина он продолжал думать о своем. «Хотелось бы знать, — спрашивал себя виконт, — есть ли у кого-нибудь из Уэрлоков или Бонов какой-то особый „дар“, который мог бы помочь мне узнать всю правду о Хаттон-Мурах или, возможно, даже найти завещание?» Он решил, что об этом следует подумать.
Эштон поздоровался со слугой, открывшим ему дверь «Хижины Уэрлока».
— Все в порядке? — спросил он, протягивая слуге шляпу и плащ.
— Да, милорд. Нед время от времени обходит дозором двор за домом. Ничего подозрительного.
«А, тогда ясно… — подумал Эштон, невольно улыбнувшись. — Значит, дверь мне открыл Тед». Он не раз спрашивал себя, почему его мать наняла именно близнецов. Может, у нее такое чувство юмора?
— Он ведь помнит, что обход надо делать не через равные промежутки времени? — спросил Эштон.
— Да, милорд, — кивнул Тед. — Я тоже делаю обходы, но только перед домом. И никто не стал бы по нас сверять часы.
— Вот и хорошо. Очень хорошо.
— Леди и дети уже отправились спать, — добавил Тед.
Эштон уже собирался кивнуть и удалиться, как поступил бы на его месте любой джентльмен, но тут вдруг вспомнил о том, что пережил за этот день, и решил, что сейчас можно забыть о правилах хорошего тона. Он хотел спать с Пенелопой. Она была ему нужна. И он знал, что его слуги не станут сплетничать, как не станут сплетничать и родственники Пенелопы. Так что не будет ничего страшного, если он нарушит правила хорошего тона.
— Все в порядке, Тед, — сказал Эштон, поднимаясь по лестнице. — Леди Пенелопа меня ждет.
Это было не совсем так. Да, он действительно сказал Пенелопе, что вернется, но с тех пор прошел не один час. Так что она, возможно, подумала, что он не придет, и легла спать. У нее ведь тоже был трудный день. Очень трудный. Именно поэтому он решил, что просто ляжет с ней рядом и тоже постарается заснуть.
Переступив порог спальни, Эштон осторожно приблизился к кровати и стал раздеваться. Потом решил снять рубашку и с Пенелопы. Она тотчас же проснулась. И конечно же, сразу поняла, что это Эштон — узнала его запах. Когда же он лег с ней рядом и обнял за талию, ей вдруг захотелось немного его подразнить.
— О нет, Тед, — прошептала Пенелопа, — ты должен уйти. Эштон может прийти сюда в любую минуту. — Она весело засмеялась, когда Эштон в отместку принялся ее щекотать.
— Бесстыдница, — сказал он, уложив ее на спину и придавив к кровати всем своим телом.
— Это тебе за то, что ты залез ко мне в постель без приглашения.
— Значит, требуется приглашение? — Эштон вскочил с кровати и вытянулся перед ней как слуга, ждущий распоряжений. — Моя дорогая леди Пенелопа, будьте великодушны… не могли бы вы принять мою скромную персону в своей постели?
Опустив глаза, Пенелопа увидела, что он находится в полной боевой готовности. И вдруг подумала: «Интересно, сколько времени он сможет продержаться в таком положении, чтобы я могла вволю налюбоваться им?» Однако ночь была холодная, и оба они ужасно устали за этот день. Так что, наверное, следовало его пожалеть.
Лукаво улыбнувшись, Пенелопа ответила:
— Слово «скромный» не самое для тебя подходящее. Но все равно ложись, я не возражаю. — Она подняла одеяло. — Только торопись. В комнате ужасно холодно, и скоро ты будешь выглядеть совсем не так мужественно, если замерзнешь.
Эштон засмеялся и снова лег в постель.
— Откуда ты знаешь, что холод делает с мужчиной?
— Не забывай, что большую часть времени я провожу с мальчиками. Поэтому просто не могу не знать некоторых вещей.
Эштон снова рассмеялся:
— Выходит, ты очень опытная женщина. — Он обнял ее и поцеловал. — Я собирался приехать раньше, чтобы поужинать с тобой, но все мои родственники были дома и очень хотели, чтобы я составил им компанию за ужином.
— Желание семьи — закон, — согласилась Пенелопа. — Хотя я думала, что ты захочешь посидеть на одном из наших новых стульев, — добавила она с улыбкой.
— Ах это…
— Еще одно свидетельство твоей самонадеянности. Но я смирила свою гордость. И даже хочу тебя поблагодарить.
— Не за что, дорогая.
— Эштон, почему вы не продали эту мебель, если вы ею не пользуетесь?
— Сомневаюсь, что стоило тратить на это время и усилия. Продать подобные вещи не так-то просто.
Пенелопа кивнула и провела ладонью по его спине.
— Да, наверное, ты прав. Люди с деньгами хотят все новое и модное. А те, у кого денег нет, не смогли бы купить даже такую мебель.
Пенелопа тихонько застонала, когда Эштон принялся ласкать ее груди. Каждое его прикосновение разжигало в ней пламя, которое только он же и мог погасить. И ей очень не хотелось думать о том, что скоро он, возможно, будет ласкать какую-то другую женщину. Женщину, которую он возьмет в жены ради денег, потому что только деньги могли сейчас спасти его семью. Конечно, ей трудно будет с этим смириться, но смириться придется, поскольку у Эштона не было выхода. Взяв его лицо в ладони, Пенелопа прижалась губами к его губам, надеясь, что страсть поможет ей выбросить из головы грустные мысли.
И действительно, страсть вскоре не оставила места для раздумий о будущем. Пенелопа с жадностью принимала ласки Эштона, и огонь в ее крови выжигал весь тот мрак, что скопился в душе после пережитого сегодня.
И Эштон тоже пылал от переполнявшей его страсти. Только она, Пенелопа, могла разжечь в нем такое желание, только она была способна на это. Он ласкал и целовал ее труди, затем принялся покрывать поцелуями живот и, наконец, спустился еще ниже. Приподнявшись на колени, он закинул ее ноги себе на плечи и прижался губами к ее лону. Ошеломленная этой новой лаской, Пенелопа вздрогнула всем телом и подалась назад, пытаясь отстраниться, но Эштон крепко держал ее, продолжая ласкать. В какой-то момент она вдруг выгнулась ему навстречу и, снова вздрогнув, громко закричала.
Еще с минуту по телу ее волна за волной прокатывалась дрожь. Когда же она наконец затихла в изнеможении, Эштон опустил на кровать ее ноги и, заглянув в ее широко раскрытые, затуманенные страстью глаза, резким движением вошел в нее. Из горла Пенелопы вырвался крик, и он замер, решив, что причинил ей боль. Но она тут же обвила руками его шею и, громко застонав, шевельнула бедрами. Эштон понял, что напрасно беспокоился, и, забыв о сдержанности, всецело отдался сжигавшей его страсти. Они одновременно взмыли к вершинам блаженства, а потом, совершенно обессилев, долго лежали без движения.
Пенелопа не знала, как долго они лежали, обнявшись и прижимаясь друг к другу, но в какой-то момент вдруг поняла, что он приподнялся и внимательно смотрит ей в лицо. Она густо покраснела, а Эштон хохотнул и поцеловал ее в пылающую щеку, чем еще больше смутил и раздосадовал. «Неужели он не понимает, что мне ужасно неловко?» — подумала Пенелопа, вспомнив о ласках Эштона. То, что он сделал с ней, едва не свело ее с ума. Столь острого наслаждения она никогда еще не испытывала, но теперь, думая об этом, даже стыдилась смотреть ему в лицо. Более того, одного взгляда на его растянутые в улыбке губы было достаточно, чтобы вызвать к жизни воспоминание о том, где эти дерзкие губы находились и как они ласкали ее. Да, ей было ужасно стыдно — и в то же время в голову лезли мысли еще более ужасные…
