Индиго - Беверли Дженкинс
Она воспользовалась моментом, чтобы сбегать на кухню и тщательно обмазаться ванилью, затем накинула на ночную рубашку свою самую объемную накидку и направилась к двери.
Макси открыла дверь в «Безумии».
— Чикита? Что ты делаешь здесь так поздно?
— Мистер Вашон дома?
— Он уже лег спать.
Эстер задумчиво посмотрела на парадную лестницу.
— Понятно, — затем тихо спросила:
— Вы не проводите меня к нему?
Макси встретилась взглядом с Эстер и спросила:
— Мне взять твою накидку?
Эстер подумала о ночной рубашке под накидкой и пробормотала, запинаясь:
— Э-э-э… нет. Я оставлю ее при себе.
— Тогда сюда.
Эстер последовала за Макси вверх по лестнице и через верхние этажи дома. Куда бы Эстер ни посмотрела, она видела прекрасные картины, изысканную мебель и дорогие статуи. Макси распахнула двойные двери, украшенные витиеватой резьбой, и отступила в сторону.
— Его комнаты за дверью справа.
— Спасибо, — прошептала Эстер.
Макси закрыла двойные двери и оставила Эстер одну. Эстер собралась с духом и медленно подошла к двери Галена.
Ей пришлось дважды постучать, прежде чем она услышала, как он сказал войти.
Внутри комнаты было темно. Ее глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к полумраку, а затем ее внимание привлек тихий шелестящий звук справа от нее.
— Что такое, Макс? — сонно позвал он.
Эстер тихо ответила:
— Это я, Гален.
На мгновение воцарилась тишина, а затем:
— Малышка? Что…
Она услышала, как чиркнула спичка, затем увидела слабое пламя лампы. Мгновение спустя мягкий свет рассеял тени. Из-под большого балдахина на кровати он уставился на нее растерянными глазами. Он медленно натянул одеяло на колени и сел.
— Что-то случилось? — спросил он.
Эстер покачала головой:
— Нет. Нет. Я… просто хотела тебя увидеть.
Он молчал так долго, что Эстер начала сомневаться в том, разумно ли быть безрассудной женщиной. Она спросила:
— Мне не следовало приходить?
Гален задумался, не снится ли ему это, или это просто наваждение, вызванное количеством коньяка, которое он выпил этим вечером, пытаясь заглушить свою потребность в ней. Это определенно не было похоже на сон, и вид ее, стоящей в тени, окончательно отрезвил его.
— Нет, я рад, что ты пришла, — сумел выдавить он.
Эстер застенчиво стояла в центре комнаты.
Гален спросил:
— Мне подойти к тебе или ты сама придешь ко мне?
Она вдруг почувствовала сильное волнение, поскольку неуверенность в том, зачем она пришла к нему сегодня вечером, сочеталась с ее желанием его видеть.
— Я подойду к тебе, — тихо ответила она.
Но сначала ей нужно было снять накидку. Она сделала это медленно, затем позволила накидке беззвучно соскользнуть с плеч и упасть к ногам.
Огонь, вспыхнувший в его глазах, заставил ее почувствовать себя могущественной и чувственной.
Лучше бы это, черт возьми, не было сном, подумал Гален. При виде того, как она соблазнительно стояла там, его мужское естество забилось, как барабан йоруба. Когда она медленно подошла к нему, Галену стало все труднее дышать. Он прочистил горло. Сквозь тонкую ткань пеньюра он мог разглядеть очертания ее прелестных смуглых грудей, когда ткань колыхалась в страстном движении. Его тело задрожало в предвкушении. Когда она остановилась у кровати, кровь застучала у Галена в ушах.
— Прелестное одеяние, малышка…
— Спасибо, у человека, который мне это подарил, изысканный вкус.
— Ты что, так и собираешься стоять там? — хрипло спросил он.
— Я жду приглашения.
Ее взгляд был таким же горячим, как и ее слова.
— Тогда иди ко мне.
Как только она села на кровать, он укрыл ее тонким одеялом и прижал к себе. Она вздрогнула, почувствовав тепло его наготы.
— На тебе ничего не надето.
Его рука скользнула по атласной гладкости ее спины, обнаженной под платьем.
— Я так сплю, моя дорогая. Ты привыкнешь к этому.
Он поцеловал ее в плечо и почувствовал, как она слегка вздрогнула в ответ. Ему было приятно, что она рядом. Он продолжал описывать медленные, широкие круги по ее спине. Когда она удовлетворенно замурлыкала, он улыбнулся.
— Тебе это нравится?
В ответ она придвинулась ближе. Ей нравилось, как он прикасался к ней, как будто она была сделана из шелка, как будто ее руки были из редчайшего черного фарфора, а спина из необожженного золота. Она приподнялась и поцеловала его в губы. Он нежно положил руку ей на затылок и ответил на поцелуй с восхитительной, томной страстью, от которой тепло разлилось по всем частичкам ее существа.
— Спасибо, что пришла. Смелость тебе к лицу, Индиго…
— А кто научил меня быть смелой?
Несколько мгновений они страстно целовались, затем неохотно расстались.
Она положила ладонь на его красивое лицо.
— Я скучала, так как не видела тебя сегодня.
Гален почувствовал, как его желание подскочило еще на одну ступеньку после ее признания. Он всмотрелся в ее маленькое личико, увидел в ее глазах желание и тихо ответил:
— По правде говоря, я ждал, когда ты придешь ко мне, весь день…
Он поцеловал ее в сладкие губы и ощутил крошечные изменения в ней, вызванные его пылом. Первоначальная скованность ее позы растаяла, когда она со вздохом расслабилась рядом с ним, теснее прижимаясь к его твердой груди и к заклинанию, сотканному его губами.
Его прерывистое дыхание и блестящие глаза были такими же, как у нее. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо хотел женщину так сильно, как сейчас Эстер. Мужчина в нем хотел раствориться в ее тепле и наполнять ее до тех пор, пока ночь не наполнится ее криками наслаждения, и к черту ее девственность. Но мужчина в нем поклялся не давить на нее.
— Если ты не хочешь всего, что я могу тебе дать, скажи об этом сейчас…
Он горячо произнес эти слова у ее губ, и она целовала каждое движение его губ.
— Я хочу этого, Гален… всего.
Его большая золотистая рука скользнула по шелковой ночной рубашке, облегающей ее ноги.
— Ты всегда должна быть одета в шелк, — прошептал он. — Твои платья должны быть нежными, как твоя кожа…
Он поцеловал ее в теплую шею, одновременно развязывая крошечные ленточки, стягивавшие кружевной лиф. Когда одеяние было снято, он сказал:
— Такие же мягкие, как…
Его губы коснулись обнаженной кожи под ее шеей, и Эстер затаила дыхание. Она задрожала, когда он двинулся ниже, дразня нежную теплоту между ее грудей, затем гладкую поверхность над ними. Его язык скользнул по внутреннему изгибу, когда