Ани Сетон - Очаг и орел
Теперь же Эспер увидела грязь и беспорядок, ящики соснового стола, которые они использовали в качестве комода, были переполнены скомканным бельем, ее маленький чемодан из воловьей шкуры не был до конца разобран.
Эспер встала с постели и накинула ситцевый халат.
— Извини, — тихо сказала она. — Я не очень хорошая хозяйка.
Ивэн коротко усмехнулся и поставил чистую палитру около сваленных в кучу холстов.
— Ты вообще-то должна быть хозяйственной, у меня должно быть место для работы… Я привык жить один, — добавил он как бы извиняясь.
Эспер начала быстро одеваться.
— Я знаю, я постараюсь тебе не мешать, сегодня я все обустрою здесь.
— Поторопись. Мне нужно еще несколько рисунков. Как только я установлю мольберт, тебе придется позировать мне.
— О, дорогой, — взволнованно улыбаясь, воскликнула Эспер, — ты знаешь, я рада этому!
Этим утром они начали жить в другом ритме. Принеся воду с нижнего этажа, Эспер энергично вымыла их чердак, распаковала и разложила свои вещи, выстирала все, что было необходимо, и начала осваивать капризы маленькой плиты, растапливаемой дровами. Через час был приготовлен весьма удовлетворительный кофе. А подвинув кофейник, молодая хозяйка нашла еще место для кастрюли. В ней Эспер приготовила тушеное мясо, а затем и фрикасе из цыплят. Она обнаружила, что, помогая Сьюзэн, многому научилась.
Ивэн, который теперь никуда не выходил, поел без всякого интереса к тому, что приготовила его жена. Эспер знала, что его деньги на исходе, но это было не единственной причиной — Ивэн просто ушел в себя. Он ел, спал, рисовал, много времени он проводил в размышлениях. Когда Эспер обращалась к мужу, он отвечал с явным раздражением или же не отвечал вовсе. В постели он был холоден и недоступен. Было такое впечатление, что он отгородился от нее непроницаемой завесой, за которой их жизнь на чердаке и сама Эспер казались лишь ничего не значащими тенями.
Когда Эспер позировала Ивэну, все было по-прежнему. Она думала, что Ивэн будет и дальше работать над полотном, начатом в Марблхеде, но ошиблась. Эспер сидела на высоком стуле, пока ее мускулы не затекали и голова не начинала сильно болеть, а Ивэн делал набросок за наброском, углем, акварелью, маслом. И каждый последующий он выбрасывал, говоря, что у него ничего не выходит.
Как-то в августе Эспер наконец взбунтовалась. На чердаке было душно; сквозь стеклянную крышу ярко светило солнце; капельки пота выступили у Эспер над верхней губой; во рту был соленый привкус. Ивэн работал над большим эскизом, изображающим молодую женщину в полный рост. Эспер в своем зеленом платье была вся мокрая от жары, спина ее болела. Жара и дыма добавлял готовящийся на плите ужин: почки в красном вине — Ивэн их любил, и к тому же они дешево стоили. Тяжелый запах тушившихся почек и лука смешался с едким запахом скипидара.
Эспер расслабилась и посмотрела на Ивэна. Его лицо тоже было мокрым, он вытирал пот тряпкой, которую использовал во время рисования. Но он, в отличие от Эспер, был по пояс раздет и сидел не под прямыми лучами солнца.
— Ивэн, как идут деда? — резко спросила она.
Ивэн нетерпеливо вздохнул и бросил кисть в глиняную кружку.
— Ужасно, я. не могу рисовать в четырех стенах. Освещение мерзкое, все получается застывшим, неживым.
— Я тоже больше не могу позировать. Здесь страшное пекло, — Эспер сошла с коробки, которая служила ей постаментом и, глядя на незаконченное полотно, встала за спиной мужа. — По-моему, очень мило, — воскликнула она в восхищении.
— Да ну, — презрительно произнес Ивэн и сорвал эскиз с мольберта. — Дешевка, только посуду разрисовывать. Неужели ты не видишь, что в этом нет правдивости? — зло добавил он.
Ивэн взял другой холст и поставил его на мольберт. Это была небольшая картина, выполненная маслом, изображающая шхуну в бостонской гавани. Он написал ее до того, как приехал в Марблхед. Осмотрев картину, Ивэн взял специальный нож и очень аккуратно стал скрести пятнышко краски на борту корабля.
Эспер с минуту наблюдала за ним. У нее вдруг перехватило дыхание.
— Ивэн, ради Бога, ты не мог бы на минуту оставить свое занятие, я… — ее голос дрогнул. — Ты меня совсем больше не любишь, — прошептала она.
Эспер скользнула за занавеску и кинулась на кровать. Она старалась сдержаться, но через некоторое время расплакалась в полный голос.
Эспер почувствовала, как муж сел рядом с ней на кровать и дотронулся до ее плеча. Она зарылась лицом в подушку. Он встряхнул ее за плечо.
— Прекрати, — грубо сказал Ивэн. — Повернись.
Эспер медленно обернулась к нему.
Ивэн посмотрел на ее мокрое от слез лицо и добавил:
— Я тебя обо всем предупреждал, у тебя нет причины для такого поведения.
Нет причины, подумала она, встретившись с его холодным взглядом. С момента посещения кафе он не сказал ей ни одного нежного слова. Одна готовка, уборка и позирование на этом душном чердаке, жизнь бок о бок с совершенно чужим человеком.
— Я тебя предупреждал обо всем, — повторил он. — Мне это нравится не больше, чем тебе, но мне нужно побыть одному.
— Ты и так один, тебе бы лучше быть одному, — возразила Эспер и прикрыла рукой рот. Не нужно говорить это, твердил ей внутренний голос. Молчи. Перед ней возникло видение: они как две борющиеся фигуры на краю пропасти. Посмотрев на худое смуглое лицо Ивэна, его мускулистую руку, мокрые от пота волосы, Эспер вздрогнула и опять уткнулась лицом в подушку.
На плите булькала кастрюля с почками. Полено прогорело и рассыпалось мелкими искрами, с улицы доносился шум и грохот, где-то рядом плакал ребенок.
— Эспер, — обратился к ней Ивэн, голос его был спокойным, — ты знаешь, что у меня больше нет денег. Я должен кое-что привести в порядок для выставки. Может быть, какой-нибудь болван это купит, хотя ничего путного за это лето я не написал.
Эспер, не отрывая лица от подушки, пробормотала:
— Я же не виновата! Я хотела тебе помочь.
Она услышала, как Ивэн подошел к умывальнику и налил себе воды.
— Я не говорю о твоей вине, — хрипло сказал он.
Сев на кровати, Эспер увидела, что муж стоит около раковины и держит в руке старый кувшин, который они купили у старьевщика всего за десять центов.
— Почему ты со мной так разговариваешь? — тихо спросила она.
Поставив кувшин на место, Ивэн резко обернулся к ней.
— Потому что я не могу себя сдержать. Никто не может увлечь меня надолго, во мне какой-то стержень, нет, скорее, стеклянный шарик, который нельзя трогать, иначе он рассыпается на мелкие осколки. Понимаешь?
— Не знаю, — ответила Эспер, — не знаю. Сначала все было иначе, ты меня любил, мы были счастливы. Теперь все изменилось. Только не смотри на меня так, будто ты меня ненавидишь.
