Патриция Райс - Лунный свет
Обри взволнованно кивнула и знаком приказала Мэгги провести врача в приготовленную для него комнату. Затем уселась на стул у кровати, сложила руки на подушке Остина и уткнулась в них лицом. Она молилась так, как никогда раньше. Молилась не за себя, а за Остина. Если он выздоровеет, она примет все, что пошлет ей судьба, но не вынесет мысли о том, что в мире не будет этого мужчины. Нежного и в то же время циничного. Он должен жить. Вокруг так мало таких, как он. Он заслужил право на жизнь, здоровую жизнь, и немного радости за все то зло, что ему причинили. Где-то кто-то должен услышать ее молитвы.
К тому времени, как доктор Дженнингс вернулся в покои графа, Обри привела себя в порядок и выглядела расслабившейся и успокоившейся. Он не решился прокомментировать эти перемены, но воспротивился, когда она дала понять, что намерена остаться.
– Я бы предпочел, чтобы вы прислали вашего слугу, лакея или кого-нибудь с крепким желудком, моя леди. Не советую присутствовать при такой операции, как эта, человеку с вашей тонкой натурой. У меня не будет времени рыскать за нюхательными солями, когда вы упадете в обморок, – объяснил он резким тоном.
– Тогда я бы порекомендовала вам свои услуги, – спокойно ответила Обри. – Из всех, кого вы назвали, ни один не решился удалить осколки, которые вышли на поверхность. Они предоставили эту задачу мне.
Он недоверчиво покачал головой, но вынужден был согласиться на ее необычное требование.
Обри усердно помогала врачу, когда он искал и находил зазубренные осколки, вышедшие наружу при падении. Остальные находились ближе к кости, но и их методично разыскали и удалили. Вода в тазике окрасилась красным цветом и нуждалась в замене, но, к счастью, Остин во время всех манипуляций лежал в благословенном беспамятстве.
К тому времени, когда из зияющей раны был извлечен последний осколок, они работали при свечах. Обри чувствовала, как от усталости, и страха трясутся руки, но слабый луч надежды заставлял ее продолжать. Остин лежал совершенно неподвижно, когда рана была тщательно зашита, и доктору Дженнингсу осталось произвести несложную манипуляцию, чтобы осушить рану.
– Каковы шансы спасти ногу? – тихо спросила Обри, восхищаясь работой доктора.
– Не могу сказать. Такая рана легко воспаляется. Вы должны очень тщательно за ней ухаживать. Он не должен двигать ногой, прежде чем рана не начнет заживать, а затем только слегка, время от времени. Рана не должна еще раз раскрыться.
Обри подозревала, что худшие события еще впереди, когда Остин придет в сознание, но не сможет вставать с кровати. Он слишком деятелен, чтобы долго лежать в постели.
Она запомнила распоряжения доктора, и они принялись мыть руки, но кое-что, сказанное врачом по прибытии, засело у нее в голове, и теперь она спросила его об этом:
– Вы сказали, что мой отец передавал мне привет? Он что, тоже в Гемпшире?
Врач продолжал методичное омовение.
– В гостях у вашей тети Клары. У него было напряженное лето, ему следует отдохнуть. – Он потянулся за полотенцем и сменил тему. – Ребенок вашей кузины должен на днях появиться на свет. Они надеются, что вы вернетесь к родам.
Обри все еще пыталась справиться с мыслью о том, что ее отец нуждается в отдыхе, и почти не обратила внимание на его последние слова. Ее отец никогда не отдыхал… Бывали времена, когда ее интриговало, спит ли он вообще. А тот факт, что вместе с ним был доктор Дженнингс, усиливало подозрения.
– Мой отец болен? – тревожно спросила она.
– Я посоветовал ему отдохнуть, Он не слушал меня почти неделю, но этого времени ему хватило, чтобы до смерти перепугать вашу тетю Клару. Мне придется отправить ее куда-нибудь, чтобы она оправилась от последствий. Они надеются, что я смогу уговорить вас присоединиться ко мне на обратном пути в Лондон.
Врач знал, что мечты о Лондоне занимали мысли большинства леди, явно скатившихся вниз по социальной лестнице.
Но не Обри. Она отмела искушение коротким отрицательным жестом.
– Вы должны объяснить серьезность случая с Остином и передать им мои извинения. Я с радостью посмотрю на малыша Алвана, когда Остину станет лучше. Но если болен мой отец, я хочу об этом знать.
Доктор всегда знал, что за внешней живостью и беспечностью Обри скрывается умная женщина. Он сожалел только о том, что дал ей повод упражняться в проницательности на нем.
– Моя леди, если бы я думал, что вас следует известить, я бы так и поступил, но сейчас у вас на руках больной муж, требующий ухода. Позвольте кому-то еще заботиться об остальном мире.
Это не удовлетворило ее, но Обри оценила разумность его доводов. Даже если ее отец болен, она ничего не сможет сделать. А герцог явно хочет, чтобы она ничего не делала. Ощутив сожаление, что она и ее отец стали настолько чужими, она понимающе кивнула.
– Благодарю вас, доктор Дженнингс, и верю, что вы сдержите слово. Мой отец – упрямый человек, но я люблю его. Возможно, я не демонстрировала это раньше, но я стараюсь обдумывать свои поступки. Как только Остин поправится, мы приедем повидаться с ним.
Доктор Дженнингс облегченно кивнул.
– Сейчас вам следует немного отдохнуть. Мне позвать служанку?
Обри посмотрела на неподвижную фигуру Остина и почувствовала, как на нее навалилась усталость. Но вдова и все слуги внизу ждут новостей, и она не может оставить их в неведении.
– Снаружи ждет Джон. Он посидит с Остином, пока я спущусь вниз. Я не знаю, что бы мы делали без вас, доктор.
Это был не тот ответ, которого он ожидал, но он не имел власти распоряжаться графиней. Он посмотрел, как она спускается по мраморной лестнице, и тряхнул головой. У герцога достойная наследница. Жаль, что двор и общество не уважают женщин.
Глава двадцать третья
На следующее утро доктор Дженнингс сменил повязку на ноге Остина и обнадеживающе кивнул.
– Опухоль спадает, и новых признаков воспаления нет. Я подожду еще день, а затем отвезу эту новость вашему отцу. Он очень беспокоился о вас двоих.
Обри молча подала ему чистую повязку. Она начала лучше понимать, почему один из лучших хирургов королевства потащился в их глушь на ее мольбу о помощи. Видимо, ее отец хорошо заплатил ему за новости о ее благополучии и поведении Остина, и ей было интересно, как велико вознаграждение, которое он получит по возвращении.
После того, как доктор Дженнингс покинул покои, Матильда принесла последнее собрание записок и писем. Обри нашла записки с выражением симпатии и сочувствия от некоторых из соседей, которых она никогда не видела. Как она предполагала, они думали, что Остин при смерти и хотели произвести впечатление на его вдову. В этом отношении она стала такой же циничной, как Остин.
