Пенелопа Нери - Украденный миг
Джулия, уже стоявшая в дверях, обернулась.
— Скажи, Джулия, твоя беременность. Я хочу спросить, в ту ночь на Гонолулу… мы с тобой тогда действительно были близки?
— Нет, Гидеон, нет, насчет этого ты можешь быть совершенно спокоен. Ты был мертвецки пьян и прохрапел всю ночь рядом со мной. Но от этого не рождаются дети, мой дорогой, а другого случая заиметь от тебя ребенка ты мне не предоставил.
Странно, но насмешливый, хотя и немного дрожащий голос Джулии показался ему печальным. И острое чувство вины и жалости больно кольнуло Гидеона. В конце концов, он сам сунул голову в этот капкан…
Часы в гостиной пробили полдень. Шторм стремительно приближался к центру Большого острова.
Глава 32
— Джек Джордан! Дальше идти нельзя. Ветер усиливается, он может сбросить нас в пропасть! Ты же видишь, животные не хотят идти дальше…
Все озарилось белыми светом молнии, страшный удар грома потряс землю.
Лошадь Эммы жалобно заржала: она упиралась, скользя копытами в жидкой глине, не желая подниматься по головокружительно крутой и узкой горной тропе над обрывом.
Эмма старалась не смотреть вниз. У нее и так кружилась голова.
Джек не останавливался и не отвечал.
Лишенная возможности управлять поводьями, Эмма изо всех сил била пятками в проваленные от усталости бока запаленной лошади:
— Ие-ех! Давай, давай, вперед!
— Слезай с коня! Поведешь его в поводу! — крикнул Джордан.
— Давай, моя хорошая, давай, моя золотая! Еще немножко…
Лошадь подчинилась ее успокаивающе-ласковому голосу.
— Сейчас будет вход в пещеру! Там переждем немного!
Голос Джордана казался диким, как визг койота, ужаленного змеей.
Только к середине дня Гидеон, Кимо и Филипп достигли долины Вайкалани.
Шторм усиливался. Ручьи вышли из берегов. Груды обломанных веток, стволы рухнувших деревьев преграждали им путь. Ветер швырял в лицо пригоршни мокрых листьев…
Небо, набухшее ливнем, черно-лиловое, то и дело рассекали молнии. Гром гремел почти непрерывно, Гидеону казалось, что он и его товарищи, как на войне когда-то, передвигаются под шквальным огнем десятка батарей.
— Горе нам! — воскликнул Кимо. — Великие боги сражаются, они жаждут кровавых жертв!
— Молчи, Кимо! Не накличь еще больших бед! — отозвался Филипп. Как все испанцы, он не любил, когда богов беспокоили всуе.
Гидеон пришпорил коня. «Только бы не опоздать, только бы успеть… Эмма, девочка моя, я спешу к тебе. Потерпи немного!»
Пещера была совсем крохотной, но в ней все же можно было укрыться от ветра и чуть-чуть передохнуть. Эмма растирала озябшие ручонки Махеалани.
— Лани, а что будет с лошадками?
— Все будет хорошо, моя радость. И с лошадками ничего не случится…
Эмма лгала, стараясь быть спокойной. Девочка и так уже была перепугана насмерть.
Джек Джордан, помогая себе локтями, вполз в пещеру.
Было темно, хоть глаз выколи.
Только узкая полоска света позволяла увидеть друг друга.
Джек чиркнул спичкой.
— Пресвятой Боже!
Под ногами у него лежал рассыпавшийся скелет. Лицо Джордана исказилось страхом. Он перекрестился.
— Не пугайся, Джек. Это кости ушедших жрецов. Они не повредят тебе… Тебе надо бояться живых…
— Заткнись, Эмми! Я никого не боюсь. Мне просто противно, поняла? Противно сидеть среди этих дохляков. Тут воняет…
— Это сера, Джордан. Просто здесь пахнет вулканической серой.
— Ну да, все точно в геенне огненной: запах серы, покойники, гром и молния, недостает только самого дьявола…
— Он и так здесь, Джордан. Жаль, что в пещере нет зеркала. Ты бы увидел его, Джек!
— Молчи, говорю, тебе! Не зли меня. Никто не смеет судить меня — ни боги, ни черти, ни проклятые жрецы.
Кимо Пакеле остановил коня Гидеона, взяв его под уздцы:
— Ты сошел с ума, милый мой Моо! Нельзя спускаться в долину, пока не прекратится шторм. Это самоубийство! Мы должны немного передохнуть, обсудить создавшееся положение и выбрать более доступный путь, если это возможно. Иначе я не тронусь с места.
Филипп поддержал его:
— Пакеле прав, дон Гидеон! Вы не имеете права рисковать так бессмысленно. Ваша жизнь нужна не вам одному. Все это может плохо кончиться.
— Мне некогда рассуждать и выбирать удобные пути. Там беспомощная женщина!.. Там ребенок!.. Они в руках насильника и убийцы. Вот это может плохо кончиться, только это — и ничто другое. Я не могу медлить! Кимо! Филипп! Я должен идти вперед!
— Мне жаль, сеньор, но я имею другие указания…
— Кто смеет здесь указывать, кроме меня, Филипп?
— Я, Моо! Я, управляющий ранчо Кейнов. Поверьте мне, мистер Гидеон, все, что мы делаем, то делаем для вашего же блага. Я должен остановить вас…
Кимо подмигнул Филиппу, и тот незаметно приблизился вплотную к Гидеону.
— Простите, хозяин…
Гидеон не успел понять, что произошло. Что-то вспыхнуло перед его глазами, и страшный удар кулака оглушил его.
Эмме казалось, что она бредит. Кто-то в пещере напевал что-то по-гавайски.
Голос был странный, какой-то нечеловеческий: то высокий и плачущий, то низкий, хриплый и угрожающий… Мурашки пробежали по спине Эммы Калейлани, когда она разобрала слова этой песни:
Держи его, вяжи его,Вздень-ка его на вилы!Он будет в жертву принесенВеликому богу Милу!
Жрецы пометили его.Вот метка — как уголь горит!Берите его, вяжите его!Так мертвый жрец говорит!Мешок — на голову ему!Веревками захлестни!Вот так, хлыстом,Вот так, крестомРуки ему вяжи!
Прими эту жертву,Милу, наш бог,Грязней не сыщешь души!Пусть он сгорит,Пусть он умрет!Веревки у нас хороши…
Голос слышался из дальнего угла пещеры, оттуда, где лежал скелет, завернутый в полуистлевший лоскут тапы. Эмме показалось, что над костями колышется оранжево-красное пятно света. Пятно меняло очертания, мерцало, вспыхивало, точно язык костра, потом становилось как бы огненным шаром…
Эмма крепче прижала к себе Махеалани:
— Молчи и не двигайся, детка. Это всего лишь шаровая молния. Она не тронет нас, если мы будем неподвижны и спокойны.
Шар оторвался от стены, поплыл через пещеру, нырнул в узкий лаз и бесследно растворился в черном небе.
Шаровая молния предвещает смерть…
Джек хрипло рассмеялся:
— Ты видела это, Эмма? Ты тоже видела? Вот ты, полукровка, объясни мне, белому человеку, как они делают это, колдуны поганые, а? Веревки, хлысты, огонь… Какая все это чушь. Огонь жжет меня, Господи! Говори же, Эмма, не молчи…
