Саманта Джеймс - Верное сердце
– Гарет, – прошептала она. – Гарет… Гарет!
Беспрестанное повторение ею нараспев его имени привело к тому, что он не выдержал. Он ринулся стремглав к вершине наслаждения, достигая ее снова и снова.
Когда все осталось позади, он перевернулся на бок, крепко прижав к себе Джиллиан. Так они лежали рядом, обессиленные, дрожащие, и прошло немало времени, прежде чем кто-либо из них смог пошевелиться. Джиллиан первой нарушила молчание.
– Гарет? – произнесла она медленно.
Он поцеловал ей ладонь, после чего положил ее на темную поросль своей груди.
– Что, моя прелесть?
Щеки Джиллиан сделались пунцовыми, и она оказалась едва в состоянии выдавить из себя слова:
– Было ли это… похотью?
Гарет рассмеялся низким хриплым смехом. Этот звук вибрировал в самой глубине его груди. Он заставил ее посмотреть ему прямо в глаза. Его губы сложились в самую настоящую улыбку, зеленые глаза блестели так, что она почувствовала себя совершенно покоренной.
– Об этом лучше судить тебе самой, моя дорогая Джиллиан. То, что может казаться похотью одному, для другого может значить нечто совершенно иное.
Гарет поцеловал ее в кончик носа и неспешно поднялся с постели. Джиллиан нахмурилась и потянулась за одеялом, чтобы прикрыть наготу. Она подавила зевок. Несмотря на ранний час, ей не хотелось покидать так быстро удобную постель.
Его ответ, по сути, ничем ей не помог. Но если это действительно было похотью, решила про себя Джиллиан как в тумане, тогда она обречена вечно гореть в аду.
Ибо – помоги ей Бог! – для нее это стало поистине райским блаженством.
Глава 18
За те несколько недель, что прошли со времени ее первого приезда в Соммерфилд, Джиллиан успела сильно привязаться к Робби. С того самого дня, когда мальчик случайно заглянул к ней в комнату, он завладел частицей ее сердца. Со временем он стал проводить больше времени с Джиллиан, чем со своей няней. Не раз он семенил за нею следом, пока она занималась домашними делами. Иногда во второй половине дня, когда Джиллиан вместе с Линетт сидели вместе наверху за шитьем или вышиванием, Робби играл с довольным видом у их ног. Когда они отправлялись на прогулку, его короткая пухлая ручонка почти всегда находилась в ее руке.
Робби был прелестным ребенком, с изумрудными глазами под длинными ресницами, с золотистыми волосами. Когда он улыбался ей, глядя на нее снизу вверх, внутри у нее что-то словно таяло. Ему очень правилось, когда Джиллиан брала его на руки и рассказывала разные захватывающие истории о минувших днях, те самые, которые она когда-то мечтала рассказать своей собственной милой дочурке, – в глубине души она до сих пор надеялась, что это рано или поздно произойдет. И самой Джиллиан это очень нравилось, ибо ей еще никогда прежде не приходилось испытывать ничего подобного – ощущать крохотное теплое тельце ребенка, уютно свернувшееся рядом с ее собственным, так нуждающееся в нежности, тепле и заботе. Он слушал ее с неизменным вниманием и частенько засыпал у нее на коленях, однако она редко укладывала его в постель. Она баюкала его и пела ему колыбельные, точно так же, как мечтала баюкать свое родное любимое дитя. Такими мгновениями Джиллиан дорожила больше всего… ибо, несмотря ни на что, временами неопределенность ее будущего вызывала в ней приступы болезненного страха. Она просто не в состоянии была отрешиться от обуревавших ее сомнений. По всей видимости, Гарет и впрямь был человеком чести – как он однажды сказал Робби, человеком с верным сердцем… И все же она не могла отделаться от мрачного предчувствия. Однажды он уже согласился найти и убить ее – и Клифтона тоже… Может ли она полностью довериться ему? Сумеет ли он ее защитить? Или же с ее стороны надеяться на это было глупостью? Воспоминание о мести короля преследовало ее. Этот неотступный, глубоко укоренившийся страх не давал ей покоя. Боже, как же она его ненавидела! Сумеет ли она когда-нибудь от него избавиться? Она боялась, что нет, и эта мысль внушала ей ужас.
Зима между тем сменилась оттепелью. Теплые дни и дожди вернули мерзлую почву к жизни. Повсюду вокруг замка из-под земли пробивались первые ростки, и теперь земля уже не казалась такой однообразно бурой и неприветливой. Мир постепенно снова начал покрываться пышной сочной зеленью.
Под самым окном спальни стояла маленькая деревянная скамейка. Однажды Джиллиан случайно заметила, как Гарет крупными шагами вошел во внутренний двор, где находился Робби с няней. Едва мальчик заметил отца, как со всех ног бросился к нему. Гарет подхватил сына на руки и, высоко подняв, сказал ему что-то на ухо, одной рукой нежно обхватив затылок Робби. То было безмолвное, но красноречивое подтверждение любви между отцом и сыном, и внезапно боль железным обручем сдавила грудь Джиллиан. Когда Гарет смотрел на мальчика, не видел ли он в нем Селесту? Не пробуждал ли вид сына в нем с новой силой тоску по покойной жене?
Гарет поставил мальчика на ноги. Робби подобрал длинную тонкую ветку и принялся размахивать ею, словно мечом, со свистом рассекая воздух. Губы Джиллиан сложились в слабую улыбку, едва она вспомнила тот далекий день на берегу – о Господи, как же давно это было! – когда Гарет предавался почти той же самой забаве.
Робби сделал вид, будто нанес удар, ткнув отца в бедро. Ветка сломалась, Гарет рухнул на землю, растянувшись на спине и притворяясь тяжело раненным. Даже отсюда Джиллиан могла заметить победную улыбку на лице Робби. Мальчик подошел поближе, однако Гарет по-прежнему лежал совершенно неподвижно. Наконец Робби приставил пальчик к его груди. Гарет тут же вскочил с места, схватив сына и крепко прижав к себе. Радостный визг Робби был далеко слышен.
Горькое воспоминание охватило Джиллиан, навевая грусть. Она вдруг увидела перед собой своего отца и Клифтона, точно так же игравших возле стен Уэстербрука, изображая двух рыцарей в сражении. Глаза Джиллиан наполнились слезами, сердце обливалось кровью. Это воспоминание причиняло ей неимоверные муки. Отец и сын. Сын и отец. Теперь им уже никогда не суждено воссоединиться. Болезненный страх сжал ей сердце, ибо она опасалась, что ей самой уже никогда не суждено увидеться с любимым братом…
Джиллиан уткнула голову в колени и зарыдала. Она сама не знала почему, но в последнее время ее чувства слишком часто лежали на поверхности. И как раз в этот миг печали Гарет переступил порог спальни. Его проницательный взгляд тут же подметил и ее удрученную позу, и то, как она испуганно подняла голову, поспешно смахнув слезы.
Но увы, было уже слишком поздно. Гарет подошел к ней. Взяв ее за подбородок, он заглянул в красные, опухшие от слез глаза. Губы ее дрожали.
