Мередит Дьюран - Обмани меня дважды
Так он теперь верит ей? Оливия ощутила, как ее охватывает чувство облегчения, и она сразу ослабла, словно опустилась в горячую ванну.
– Да, думаю, вы правы. – Как чудесно, что наконец появился кто-то, кто понимает если и не все, то достаточно для того, чтобы разглядеть самые черные вещи. Наконец она не единственная, кто видит их.
Но когда Оливия повернулась к Аластеру и увидела его выражение, охватившее ее облегчение тут же испарилось. В его лице не было ни капли симпатии. Ни откровения, ни понимания. Он смотрел на нее так, как кошка наблюдает за мышиной норкой – прищурив глаза, составляя свои мрачные планы.
– Что мне с вами делать? – спокойно спросил Аластер.
Оливия сглотнула.
– Вы могли бы поблагодарить меня, – сказала она. – Если бы не я, вы, вероятно, по-прежнему сидели бы в своей спальне.
Его губы сжались.
– Как вы можете опять говорить об этом? Да вся эта кампания была разработана для того, чтобы вам было проще совершить кражу. Разве это не так?
– Она действительно… началась по этой причине, – призналась Оливия.
Он посмотрел на нее с легкой, насмешливой улыбкой.
– А потом? Мое благородство взяло над вами верх?
Что Оливия может сказать, чтобы он ей поверил – или в чем ей хотелось бы признаться? «Вопреки здравому смыслу вы постепенно начали… нравиться мне?»
Он будет смеяться над этим до слез. Или – что еще хуже – примет ее признание за очередную ложь и выбросит Оливию из кареты.
– Вы меня обворовали, – продолжал Марвик, глядя перед собой немигающим взором. – Вы мне лгали, вводили меня в заблуждение, рылись в моих вещах, которые использовали потом для того, чтобы шантажировать пэра Британии. Вы согласитесь, что все это ставит меня в трудное положение?
Глаза Оливии стали как-то странно покалывать. Господи, неужели она заплачет? Как унизительно. Она приложила руку к лицу, надеясь, что герцог подумает, будто ее беспокоит боль в щеке.
– Если вы сейчас отдадите меня ему…
Марвик пренебрежительно фыркнул.
– Если бы я хотел это сделать, я бы не стал пачкать туфли о тюремную плесень. Скажите, зачем вам понадобилось шантажировать его?
Она уронила руку – пусть смотрит на нее. Пусть увидит, что она говорит правду.
– Я хотела, чтобы он отстал от меня. Он приставал ко мне, преследовал меня – целых семь лет… Однажды он нанял… он нанял команду частных следователей.
Они едва не поймали ее. Тогда она уже три года как работала на своем первом месте у вдовы банкира в Брайтоне. И тогда же она впервые сбежала ночью.
– Но почему? Чего он от вас хотел?
– Понятия не имею! Его одержимость в преследовании меня никогда не имела смысла. Если бы я знала, в чем дело, то, честное слово, обязательно сказала бы вам.
– Тогда скажите мне вот что. – Аластер откинулся на спинку сиденья и положил на нее руку, чтобы было удобнее. – Кто он вам?
Оливия прикусила губу. Они подбирались к самой сердцевине тайны, о которой она никому не рассказывала.
– Вы должны понять: в последний раз, когда этот человек поймал меня, он… пытался задушить меня.
Лицо Марвика потемнело.
– Но вы убежали, – заметил он.
– Да, мне повезло. Я здесь никого не знала, так как только что приехала в Лондон.
Она четыре дня ждала, что Бертрам приедет в Кент на похороны ее матери. В конце концов, когда ждать дольше стало невозможно, пришлось проводить церемонию без него. Во время долгой болезни матери Оливия составляла планы на будущее – нашла школу машинописи, написала туда письмо с просьбой принять ее. Она не хотела быть такой же, как мать. Ее жизнь не будет зависеть от его прихотей. Когда похороны закончились, она ушла из церкви прямо на железнодорожную станцию.
Когда Оливия приехала в Лондон, Мур ждал ее на платформе. «Его светлость пожелал, чтобы я убедился, что вы благополучно устроились», – заявил он. А потом, по дороге в отель, который оказался вовсе не отелем…
– Он выбросил меня из кареты и оставил умирать, – проговорила Оливия. – Это было семь лет назад. Тогда все началось.
Марвик изучающе смотрел на нее, но его живой взгляд оставался непроницаемым.
– И вы действительно не знаете, почему он вас преследует? – спросил он.
– Нет.
– Я же сказал, чтобы вы не лгали.
Оливия отшатнулась к окну.
– Я не…
– Он – ваш отец, – промолвил Аластер. – Маленькая деталь, о которой вы умолчали.
У нее перехватило дыхание. Так он знает?!
– Сходство между вами очевидно, – заметил он. – Стоит только присмотреться.
Помоги ей, господи! Прижавшись лбом к стеклу, Оливия закрыла глаза.
– Я бы предпочла быть похожей на дьявола, – сказала она. – Хотя, возможно, Бертрам и сатана – одно и то же существо.
– Скажите мне ваше настоящее имя.
– Холлидей, – прошептала она. – Это фамилия моей матери.
– Которая была родом из Восточного Кента, – добавил он.
Оливию удивило, что герцог это помнит. Она кивнула.
– Оливия Холлидей, чья мать родом из Восточного Кента. – Голос герцога звучал так, будто он ей не верит.
– Да!
– Вы уверены? – сурово спросил он. – Или есть еще другие имена, которые вы сочтете нужным назвать мне?
Оливия попыталась говорить таким же резким тоном – таким, который сможет разрезать застрявший в ее горле комок.
– А мне и в голову не приходило, что вы из тех, кому нравится пинать побитую собаку. Как просто!
Несколько мгновений он молчал, а потом сказал:
– Посмотрите на меня!
Глубоко вздохнув, Оливия открыла глаза. Из одного глаза выкатилась слеза. Наклонившись, Аластер, лицо которого по-прежнему носило мрачное выражение, вытер ее большим пальцем.
– Вы будете со мной честной, – приказал он. Его тон был абсолютно равнодушным. – Вы не собака. Но с вами обошлись жестоко.
Его слова даже можно было с натяжкой назвать добрыми. Чего не скажешь о его прикосновении. Он снова погладил ее щеку – грубо, с нажимом, словно ее слеза каким-то образом оскорбляла его.
– У нас с вами общий враг, – произнес Марвик. – В этом вы были правы. И я намерен погубить его. – Он помолчал, а его палец глубоко впился в ее щеку над припухшим синяком. – Но, пожалуйста, имейте в виду: я еще не решил, что делать с вами.
* * *Аластер смотрел на свою руку, прикасающуюся к лицу Оливии. Невероятно, что у нее такая мягкая кожа, хотя характер под этой кожей стальной. Это несоответствие сердило герцога. Это казалось ему доказательством того, что лживость – это ее сущность, полученная в наследство от отца, в точности как и некоторые черты ее внешности.
Почему она сейчас плачет? Это сбивало его с толку, приводило в ярость, ведь она плачет в его карете, хотя не плакала даже в тюрьме. Как будто это он мерзавец.
