Мэри Патни - Совсем не джентльмен
— Благодарю, милорд. Кстати, вот о чем я хотела у вас спросить. Вы знали, что «Сара» на иврите означает «принцесса»?
— Нет. Просто это имя идет вам как нельзя больше. — И он привлек ее в свои объятия. Не для того, чтобы поцеловать, — это было бы слишком опасно. Но он должен был в последний раз ощутить тепло ее тела. Мягкого, женственного и такого дорогого ему. — Мне будет вас не хватать, — негромко сказал он.
— Я тоже буду скучать по вас, Роб. Приключение было захватывающим, не так ли? — Она отпрянула, надев на свое обычно такое выразительное лицо непроницаемую маску.
Приключение и впрямь было захватывающим, но оно закончилось. Они молча брели по огромному дому, а в голове у него барабанным боем отдавалось: «Она уезжает, она уезжает, она уезжает».
Самый короткий маршрут до гостиной пролегал через вестибюль. Роб окинул взглядом стены и спросил себя, а действительно ли ему нужно столько чучел животных.
И тут настойчиво грохнул дверной молоток. Поскольку никого из слуг поблизости видно не было, Роб сам отворил дверь. На ступенях стоял щегольски одетый молодой человек.
Шагнув через порог, он окинул долгим одобрительным взглядом Сару и только после этого воззрился на Роба, а потом изящным жестом протянул ему свою визитную карточку.
— Я прибыл повидать лорда Келлингтона.
— По какому поводу? — поинтересовался Роб, глядя на визитку. Достопочтенный Фредерик Ловетон.
Тот оскорбился.
— У меня дело к его светлости, посему передайте ему мою визитную карточку, любезный.
— Я и есть Келлингтон, — сухо отрезал Роб. — Не припоминаю, чтобы мне приходилось иметь с вами дело ранее.
Ловетон метнул короткий, ошарашенный взгляд на скромный наряд Роба.
— Тысяча извинений, милорд! Я знал вашего брата. Бедняга. Но вот что привело меня сюда. — Он достал из кармана несколько сложенных вчетверо листов. — Это следует уладить.
— Долговые игорные расписки на… о боже, почти десять тысяч фунтов? — ошарашенно пробормотал Роб, быстро проглядев бумаги.
— Девять тысяч семьсот фунтов, если быть точным. — С опаской следя за выражением лица Роба, Ловетон продолжал: — Я готов предложить вам скидку, поскольку вы только что вступили в права наследования и наверняка еще во всем не разобрались. Скажем, десять процентов? Как насчет девяти тысяч фунтов ровно?
Роб пребывал отнюдь не в благостном расположении духа, посему не стал упражняться в изысканной вежливости. Разорвав бумаги напополам, а потом и еще раз, он сунул смятые обрывки Ловетону.
— Вы напрасно тащились сюда из Лондона. Впрочем, Сомерсет весной исключительно приятен.
— Но, но… это же долг чести! — заикаясь и брызгая слюной, выпалил франт.
— К моей чести это не имеет никакого отношения, — заявил Роб, чувствуя, как улучшается у него настроение.
— Я позабочусь, чтобы каждый джентльмен в Лондоне узнал о вашей грубости, — проворчал незваный гость. — В городе не найдется ни одного клуба, который допустил бы вас в свою игральную залу.
— Рассказывайте сказки кому угодно, не стесняйтесь. При некоторой удаче это будет означать, что остальные шулеры, у которых имеются расписки моего брата, поостерегутся докучать мне, — ответил Роб. — Поскольку ваши лошади снаружи наверняка уже остыли и мерзнут, предлагаю вам удалиться.
Ловетон сжал губы, запихивая обрывки расписок в карман.
— Вы, сэр — не джентльмен! — выплюнул он, прежде чем с грохотом захлопнул за собой дверь.
Роб обернулся к Саре, плечи которой вздрагивали от беззвучного смеха.
— Это было великолепно! — выдавила она. — Его лицо, когда вы порвали их…
Он вопросительно приподнял бровь.
— То есть вы не возражаете против того, что у меня нет чести?
— У вас есть честь, — отрезала она. — А у вашего брата, похоже, не было.
— Я постараюсь рассчитаться со всеми торговцами и ремесленниками, — сказал Роб, — но будь я проклят, если стану тратить деньги, которые смогу наскрести, на оплату карточных долгов Эдмунда. — Он вновь предложил ей свою руку. — Пожалуй, в меню предобеденных аперитивов понадобится включить и бренди.
— Попросите лучше виски, — с очаровательным смешком вставила Сара. — Насколько я понимаю, этот напиток — не для джентльменов, а вы должны соответствовать своей истинной натуре.
Он рассмеялся, и тут дверной молоток загрохотал снова. С утомленным вздохом Роб оставил Сару и повернулся, чтобы открыть дверь.
— Надеюсь, экипаж этого олуха не сломался. Если он возжелает остаться здесь на ночь, ему придется довольствоваться конюшней.
Он распахнул дверь — и оказался лицом к лицу с высокой пышногрудой брюнеткой в роскошном траурном платье черного атласа и черной же накидке, отороченной перьями. Растерянно моргая, он уставился на ее декольте. Если это — новоиспеченная вдова, то, очевидно, она уже вышла на охоту за новым супругом.
Оглядев его с большим интересом, дама с изысканным произношением поинтересовалась:
— Вы, случаем, не новый ли лорд Келлингтон?
— Он самый, — коротко ответил Роб. — Если вы желаете получить карточный долг, то вам не повезло. Я только что разорвал кучу расписок, а их обладателя отправил восвояси.
— Так вот почему Фредди Ловетон только что уехал отсюда? Но это не имеет значения. Цель моего визита совершенно иная. — Она томно взглянула на него огромными глазами, в которых, казалось, отражается ее душа. — Меня зовут Вивьен Грин.
Роб порылся в памяти.
— Прошу прощения, но я вас не знаю, не думаю, что когда-либо слышал ваше имя. Вы хотите нанять меня? В таком случае вынужден отказаться. Я выхожу в отставку и более не являюсь сыщиком уголовного полицейского суда.
Взгляд дамы обрел некую остроту.
— Вы были сыщиком? Какая прелесть! Но я не собиралась нанимать вас. Во всяком случае, не в этом смысле. Я была обручена с вашим братом и ношу траур с тех самых пор, как он столь трагически покинул нас. Я прибыла, чтобы разделить скорбь с вами.
Она столь пылко обняла Роба, что он пошатнулся и отступил на шаг. Когда ее пышные груди прижались к нему, он обратил внимание на то, что она явно переусердствовала с духами.
Роб попытался высвободиться из ее объятий, но чертова дама обвила его, словно плющ.
— Я очень сожалею о вашей потере, — сказал он, снимая ее руки со своей шеи, — но вам следует поискать утешения у ваших друзей, семьи, священника.
Когда ему удалось наконец оторваться от нее, она с упреком взглянула на него и захлопала своими длинными темными ресницами.
— Вы были братом Эдмунда, а я — его любимой. Поэтому мы наверняка сможем утешить друг друга лучше, чем кто бы то ни было! — Ее голубые глаза наполнились слезами. — Как вам известно, он упал со своего коня в Гайд-парке, после чего его переехал экипаж, запряженный четверкой лошадей. Он провел в мучениях три дня, прежде чем смерть сжалилась над ним, и скончался… в день, который должен был стать днем нашей свадьбы. — Она вытащила откуда-то кружевной платочек и промокнула им глаза.
