Элоиза Джеймс - Пленительные наслаждения
Китти ничего не ответила. Она прислонилась к плечу младшего сына и горько заплакала. Квил молча протянул ей еще один носовой платок.
Сразу после ленча все перешли в библиотеку. Мистер Дженнингс с важным видом прочистил горло и приступил к чтению завещания. Оно предварялось сакральными словами:
Да будет на то воля Господня! Аминь!
Далее начинался собственно текст.
Я, Терлоу Дьюленд, находясь в здравом уме и твердой памяти, ниспосланными мне милостью Божьей…
Габби рассеянно слушала, как мистер Дженнингс гнусавым голосом перечисляет мелкие дары домашней прислуге в Лондоне и Кенте, суммы для помощи неимущим прихожанам и 50 фунтов на починку крыши «Святой Маргариты».
Китти всхлипнула и сказала, что Терлоу всегда думал о тех, кто менее счастлив, чем он.
Мистер Дженнингс продолжил чтение, перечисляя длинный список долгов, подлежащих погашению. Затем коротко взглянул на присутствующих и с особым ударением произнес, что следующее дополнение внесено в завещание в январе, то есть месяц назад. Виконт строго-настрого запрещал оплачивать какие бы то ни было долги, заявленные мистером Феруолдом, ввиду того что указанный субъект занимается поставками ненужных товаров.
– Заплатите, – хмуро приказал Квил.
Дженнингс кивнул и тотчас сделал для себя пометку.
– Почему ты нарушаешь распоряжения отца? – спросил Питер, привставая с кресла.
Квил не шелохнулся, лишь искоса взглянул на брата.
– Отец имел в виду хрустальную вазу, которую он купил у Феруолда год назад. Рождественский подарок маме.
– Ах да. – Питер уселся на свое место.
– Волю Терлоу надо уважать, – вставила Китти.
– Мама, вспомни, как разбилась ваза, – мягко сказал Питер. – Отец был сильно разгневан и…
– Он говорил, что на ней была трещина, – слабо возразила Китти.
– Отец вообще не любил платить долги, – вставил Квил.
Вопрос был закрыт, и мистер Дженнингс почистив горло, снова вернулся к завещанию. Леди Сильвии предназначалась в подарок серебряная ваза из Италии, а любимая жена, помимо других даров, получала в свое владение вдовий дом. Наконец адвокат перешел к наследникам.
Моему младшему сыну, Питеру Джону Дьюленду, оставляю арендную землю в Блэкфрайерсе (Лондон) и все, что на ней находится;
усадьбу на Хенли-стрит (Кингстон) с амбарами, конюшнями, садами и огородами;
25 процентов дохода от поместья Дьюлендов в Кенте, пожизненно;
а также резиденцию по месту жительства семьи.
Леди Сильвия пожелала высказать свое мнение по данному вопросу:
– Очень щедро. Ничего не скажешь, очень щедро.
Моему старшему сыну и наследнику, Эрскину Мэтью Клавдию Дьюленду, завещаю:
всю остальную собственность, включая особняк в Лондоне и поместье в Кенте, с арендной землей, всем имуществом фамильными драгоценностями, серебром и утварью.
Мистер Дженнингс прервал чтение и сделал короткое замечание.
– Я полагаю, – произнес он бесстрастным тоном, – если бы покойный дожил до недавно свершившегося события, он аннулировал бы нижеследующее дополнение.
После этого мистер Дженнингс продолжил:
Учитывая обстоятельства, хорошо известные моей семье, я считаю маловероятным появление законного наследника у моего первого сына.
Поэтому настоятельно предписываю моему младшему сыну, Питеру Джону, жениться, исходя из целесообразности, помня, что Дьюленды – благородный и старинный род.
И настаиваю также, чтобы мой старший сын, Эрскин Мэтью Клавдий, отнесся к своему брату с должными любовью и уважением, принимая во внимание, что Питер Джон станет виконтом после него.
Дети мои знают, сколь долго я придерживался убеждения, что джентльмену не пристало зарабатывать себе на жизнь трудами.
Позволив моему старшему сыну заниматься тем, что называется бизнесом, я скомпрометировал себя и взамен этой уступки вменяю Эрскину Мэтью Клавдию делить со своим братом и наследником часть прибыли от своих предприятий в том случае, если доходы Питера Джона будут недостаточны для поддержания достойной джентльмена жизни.
Наступила тишина. Мистер Дженнингс деловито складывал листки, аккуратно выравнивая стопку.
– Отец всегда отличался замечательной способностью распоряжаться чужими деньгами, – проговорил наконец Питер деланно извиняющимся голосом. – Он не имел права дарить мне дом на Хенли-стрит. Разве не ты за него платил, Квил?
Квил пожал плечами:
– Мне он не нужен.
– Дженнингс прав, смею заметить, – вступила в разговор леди Сильвия. – Если бы Терлоу был жив, он вычеркнул бы это добавление. Кстати, мне не понравилось, как он отозвался о твоих заработках, Эрскин. В этом есть некое фарисейство. Все знают, что деньги утекали через руки Терлоу, как вода сквозь песок. И если бы ты не преуспел в своем деле, вы все сейчас сидели бы в долгах.
– Терлоу никогда со мной не советовался, – всхлипнула Китти. – Иначе я бы сказала ему, что мой дорогой Квил всегда делился со своим братом. Даже когда они были мальчиками. – Она вновь безутешно заплакала.
– Я приношу за отца извинения, – чопорно проговорил Питер. – Отцу не следовало преуменьшать твои успехи, Квил. И не надо было писать в завещании, что ты мне должен помогать.
Квил усмехнулся:
– Я не принимаю это близко к сердцу. Но отец по-своему прав. У меня есть вульгарная привычка делать деньги, если уж быть честным. И я не пожелал с ней расстаться, когда он попросил меня. И это его не на шутку беспокоило. А что касается денег – отчего не поделиться? Я в них не нуждаюсь.
– Питер и так устроен неплохо, – вмешалась леди Сильвия. – На одну только ренту от собственности на Хенли-стрит можно жить припеваючи, не считая процентов с поместья. А деньги ты оставь для своих детей, Эрскин.
Квил вздрогнул и быстро взглянул на жену. Габби улыбнулась ему, будто он и не забыл о ее существовании, не говоря уже об их еще не родившихся детях.
– Ну, наслушались приятного, пора и честь знать, – подвела итог леди Сильвия, забирая свой крошечный ридикюль и помахивая черным платочком, явно без надобности. – Терлоу еще по-божески поступил, а то его могло занести неизвестно куда с его указаниями. Вон маркиз Грэби оставил племяннику только три тысячи фунтов в год. В наказание за «неуместные эскапады с любовницей», как гласило завещание. Представляете, и это зачитывалось в присутствии жены племянника!
Квил не двинулся с места, и Габби пришлось подойти к его матери, чтобы помочь ей встать. Он пристально смотрел на свою жену, на ее волосы с огненным отливом, никого, кроме нее, не видя. Он представил ее с маленьким ребенком на руках. В голове началась сумятица. Ох, какой же он болван! Ведь поставил крест на жене и детях – почему же на этот раз он так сглупил? Какая женщина добровольно выйдет замуж за такого ущербного мужчину!
