Лора Бекитт - Дикая слива
Все это время Мэй сидела едва дыша, прижав к себе теплое тельце внезапно воскресшего сына Сугар. Кун ничего не сказал, лишь протянул к ней руки, и она улыбнулась сквозь слезы.
— Теперь мы точно знаем, кто из них Айсин, а кто — Ан.
Так Кун и Мэй вновь оказались одни на дороге, более уязвимые, чем прежде, хотя и вдвойне счастливые.
Туман над высоченными горами напоминал медленно плывущий по небу дым, сосны тянулись вверх, как огромные стрелы. Иногда вдали виднелась россыпь лачуг, но постепенно деревень попадалось все меньше и меньше.
Кун стремился уйти в малонаселенные области гор, туда, куда не протянулись сети всеобщего надзора: только в таких местах они смогли бы укрыться.
Хотя они взяли с собой довольно много еды, запасы быстро подошли к концу. И Кун, и Мэй, и мальчики измучились и устали. Дети капризничали, ноги взрослых были сбиты в кровь, руки и лица и тех и других искусаны насекомыми.
Дорога становилась все уже, она то поднималась вверх, то резко спускалась в глубокое ущелье, на дне которого текла река. Тропа все больше зарастала папоротником и травой, земля вокруг постепенно принимала первозданный вид, и теперь путникам грозила опасность заблудиться и погибнуть от голода или от зубов хищных зверей.
Они шли по лесу, окутанному туманом так густо, что были видны только черные стволы, а кроны деревьев исчезали в дымчатом мареве. Под ногами мягко пружинила сеть из травы, мха и переплетенных корней. Кун понятия не имел, как отсюда выбраться. Тропа давно исчезла; они очутились в дикой местности, где не было ни души.
Он остановился, чтобы вытереть пот со лба, как вдруг заметил человека, который шел навстречу, и замер, невольно задавая себе вопрос, не порождение ли он тумана, стелившегося по траве и обвивавшего стволы подобно призрачным змеям.
Человек тоже остановился и с удивлением смотрел на путников из-под широкополой шляпы. Он был одет в широкую куртку, мешковатые штаны, передник из промасленной ткани и держал в руках посох и топор.
— Послушайте! — Кун почувствовал, что в горле пересохло. — Мы заблудились и обессилели. Если поблизости есть жилье, отведите нас туда.
Человек ничего не сказал, лишь повернулся и зашагал обратно. Приняв это за согласие, Кун и Мэй побрели следом.
Он привел их на небольшую поляну, где стояло несколько хижин. Навстречу вышел мужчина, судя по виду — главный. Окинув путников внимательным взглядом, он позвал их за собой.
В хижине пахло какими-то травами, землей и дымом. С потолка на веревках свешивались пучки корней и шкурки маленьких зверьков.
Мужчина протянул Куну чашку с горьковатым, но свежим настоем, а когда тот напился, присел перед ним на корточки и сказал:
— Меня зовут И-фу, я здесь старший и хочу знать, как вы здесь очутились и что вам нужно. Лучше скажи правду: люди с нечистой душой у нас не задерживаются.
Кун был так измучен, что рассказал все без утайки.
— Хорошо, что во всем признался, — одобрил старший. — Рано или поздно правда все равно выплыла бы наружу.
— А кто вы? — в свою очередь спросил Кун.
— Искатели банчуя[16], корня жизни.
— Нам надо где-то спрятаться, — сказал Кун.
— Лес — надежное убежище. Мы вас не выдадим. В ближайшую деревню не ходите, там есть староста и жадные люди. Оставайтесь здесь. Дети не помеха, а вот женщина — это плохо. Если она дотронется до инструментов, с помощью которых мы ищем корень, они придут в негодность.
— Я не буду трогать инструменты, — прошептала Мэй. — Я стану стирать одежду и готовить еду.
Прошло несколько месяцев. Жизнь в лесу была одновременна сложной и простой. Бывший сын маньчжурского князя постигал новое ремесло. У Куна не было опыта жизни в окружении дикой природы, но он был внимателен, терпелив и умел постигать суть вещей.
Корень жизни встречался редко, его поиски были сопряжены с множеством ритуалов. Так, палочка-копалка непременно должна быть сделана из кости изюбра, а нож — из рога косули. К посоху привязывался красный шнур со старинными монетами, которые звенели при каждом шаге.
Обычно банчуй добывали артелью: в одиночку в тайге легко заблудиться и пропасть. Выходили рано утром, сразу после еды и молитвы, и шли гуськом по склону сопки в строго определенном порядке, терпеливо прочесывая склоны.
Искать женьшень надлежало с чистой душой и хорошими мыслями, иначе в момент выкапывания корень мог уйти в землю, оставив вместо себя лишь пустую оболочку. Главной мечтой каждого искателя было найти самый старый, шестилистный банчуй, который ценился на вес золота.
Иногда артельщики уходили в деревню за продуктами и чтобы продать собранные корни, но Кун всегда оставался в лесу. Очень скоро он понял, что прорва забот и работы не оставляет места для переживаний, какие терзали его совсем недавно.
Он не знал, плакать ему или смеяться при виде того, как внук императора подрастает в тайге. Мальчики начали ходить, и за ними был нужен глаз да глаз. Неуклюже ковыляя друг за другом по мшистому ковру, они, случалось, падали или натыкались на деревья, но оба научились ловко отмахиваться ветками от слепней и мух.
Мэй следила за ними, варила на костре гаоляновую или чумизную кашу, жарила пойманную артельщиками дичь, нанизав ее на оструганные ветки, стирала одежду мужчин, а еще собирала и прокаливала в печи орехи, пока они не раскрывались на две половинки, которые она складывала в мешок. Эти продолговатые орехи с высоких стройных деревьев были очень питательны и вкусны.
Ни она, ни Кун не строили планов, просто жили, радуясь каждому дню, друг другу и своим сыновьям. Им было довольно уверенности в том, что руки Юйтана Янчу едва ли дотянутся до этого далекого тайного места.
По ночам, сжимая жену в объятиях, Кун шептал:
— Я никогда не думал, что мы выйдем живыми из этой переделки!
Мэй была счастлива. Ей было так же хорошо с ним на набитой мхом подстилке, как и на шелковом покрывале.
Когда они почти успокоились и уверились в будущем, произошло событие, вновь перевернувшее их жизнь.
Однажды И-фу привел в тайгу новенького.
— Этот парень пришел с юга, — сказал он. — Его жена тяжело больна, и он надеется, что ей поможет банчуй. Но это произойдет только в том случае, если он сам отыщет корень или это удастся сделать его кровному родственнику.
Взглянув на юношу, Кун обмер: перед ним стоял Юн.
Он не знал, заключить ли младшего брата в объятия или сперва попытаться что-либо объяснить. Юн смотрел с враждебным изумлением и держался как чужой.
— Жизнь полна чудес, — неловко произнес Кун. — А иначе разве мы смогли бы встретиться!
