Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 1
Ауриана быстро взяла бронзовый прут из рук Рамис, подняла огромное копыто и выковырила застрявший в нем камешек. Кобыла ткнулась теплой мордой ей в шею, а потом Ауриана почувствовала ее осторожные губы у себя на волосах.
Неожиданно чары рассеялись, но тоска по только что пережитому состоянию навсегда осталась в душе Аурианы, похожая на жгучее томление страсти, страсти более сильной, чем земная.
Страх снова сковал ее. Ауриана в сильной тревоге, как бы не веря своим глазам, уставилась на камень. Она услышала за своей спиной тихие восторженные голоса воинов:
— Ганна! Ганна!
Ауриана поняла, что с этих пор именно так соплеменники будут величать ее. «Ганна» — женщина, наделенная магической силой.
— Оставь меня, — девушка смело взглянула на Жрицу, — я не одна из твоих послушниц! Это все твои хитроумные уловки. Ты просто дала лошади какое-то снадобье, чтобы она не напала на меня!
— Тогда почему твои глаза горят таким огнем? Эй, кто-нибудь из вас! — обратилась Рамис к воинам. — Подойдите и погладьте лошадь. Я ведь дала ей успокоительное снадобье!
Но никто даже не пошевелился.
— Скажи-ка мне, Ауриана, как ты узнала, в каком именно копыте застрял камень?
Ауриане стало не по себе. Действительно, Рамис ничего не говорила про копыто.
— Я… я не знаю, — отозвалась она в полном замешательстве. Но тут же справилась с растерянностью. — И знать не хочу! Я лишу себя жизни, если ты вздумаешь забрать меня с собой!
— Пора тебе знать, Ауриана: ко мне приходят только по доброй воле или же я вообще отказываюсь от человека. Мне не нужны пленники. Единственное, чего я хочу, — это, словно раб-прислужник, дотронуться огнем зажженного факела до факела холодного — и осветить всю комнату. Я пришла пролить свет над тем, чего ты не хочешь знать.
— Я выслушала тебя и теперь могу твердо сказать: твои слова ничего не значат для меня. Так ты говоришь, у меня есть выбор? Тогда я выбираю свободу! А теперь могу я ехать дальше своей дорогой?
— «Свобода» — неподходящее слово для твоих поступков. Да, ты — свободна. Свободна снова надеть на себя свои цепи. Но если ты сейчас умрешь для мира, я открою тебе истинную жизнь. Ты подошла к одному из поворотных моментов в своей жизни, когда перед тобой открываются несколько путей, и ты можешь выбрать один из них, провидение заставило меня явиться и позвать тебя, хотя я заранее предполагала, что ты не захочешь выбрать путь истины.
Тут взор Рамис заволокло туманом, как будто она взглянула на Ауриану откуда-то издалека, сквозь призму времени; голос пророчицы звучал теперь, словно тихая скорбная мелодия:
— О, да… я вижу тебя сейчас в ожерелье из костей… в плаще из человеческой кожи… у ног твоих распростерты мертвые тела. На твоем поясе висит окровавленный меч — чем больше он пьет, тем большей крови жаждет. Ты пытаешься остановить катастрофу, но ты не знаешь… что они часто плодоносны, потому что приводят в движение миры. Ты бежишь от горя, сама порождая его в своем движении, так что горе и скорбь тянутся по твоим кровавым следам… Война не принесет твоей душе покоя, война не спасет твою мать. Послушай же меня, маленькое слепое создание, — каждый раз, когда ты наносишь удар по врагу, ты наносишь удар по себе самой.
Голос Рамис вновь звучал в полную мощь.
— Убирайся же прочь, Жрица Смерти, иди и играй в свои кровавые игры! Я не хочу больше видеть тебя, хотя мне жаль тебя! Ты уже вступила в зеркальный лабиринт и будешь плутать в нем долгие годы.
Рамис поворотила коня. Ауриана неожиданно почувствовала отчаянную тоску в сердце, причину которой не могла объяснить.
— Почему ты не хочешь помочь Бальдемару? — крикнула девушка, не сознавая того, что не хочет, чтобы Рамис уезжала, и стремится задержать ее хотя бы еще на мгновение.
Рамис придержала лошадь и, полуобернувшись к Ауриане, ответила: — Пустой вопрос человека, который не знает, что такое истинная помощь!
— Почему ты позволила Херте так долго мучить меня?
— Но ведь ты страдала не от того, что она действительно мучила тебя, а от того, что ты верила в это. Оглянись вокруг: какой бы позор, какая бы вина ни лежали на дороге, ты немедленно с жадностью набрасываешься на них и кричишь: «Это мое!»
— Но как ты позволяешь Видо вершить свои злодеяния?
— За кого ты меня принимаешь? Я только смертная женщина, Ауриана, а не богиня Судьбы, — и Рамис снова тронулась в путь.
Ауриана почувствовала, как в ее душе неудержимо закипает ярость, застилая взгляд кровавой пеленой.
— Зачем ты мучаешь меня? Ты преследуешь меня, как злой дух, всю мою жизнь! Ты — мое проклятье во плоти!
Рамис резко осадила кобылу.
— Это из-за тебя пошел слух, что во мне течет кровь демона! — кричала Ауриана, не помня себя от бешенства. — Из-за тебя моя бабушка ненавидела меня. Все, что составляет обычную жизнь человека, ты называешь безумием. Ты являешься, говоришь мне все это — и тут же бросаешь меня!
Ошеломленные воины за спиной Аурианы слушали ее яростный крик. Ведь Рамис было достаточно произнести одно-единственное слово, и все они моментально впали бы в глубокий тысячелетний сон.
Но Ауриана продолжала кипятиться, так что горячие брызги, как от густой похлебки, булькающей на большом огне, летели во все стороны.
— Да ты бросаешь меня, словно ощенившаяся сука своего беспомощного щенка! И как ты смеешь вообще говорить о жизни? Где сейчас маленький Арнвульф? Почему ты не помогла ему ни единым из своих загадочных непонятных слов? Ты только смущаешь наши умы, пока мы умираем на своей земле от рук врага! Иди и смущай своими речами римлян! Этим ты принесешь нам больше пользы! Учи других — не нас! — своему лишенному всякого смысла лепету!
Ауриана остановилась, чтобы перевести дыхание, и тут только ощутила тяжелую давящую тишину вокруг. Внезапно девушка пришла в себя и ужаснулась тому, что наговорила. Возбуждение прошло, и Ауриана почувствовала головокружение, как будто она в едином порыве взобралась на самую верхушку высокой сосны и вдруг, взглянув вниз, увидела, как далеко от нее земля, и поняла, что ей уже не спуститься вниз.
«Что я натворила! Сейчас она нашлет на нас испепеляющую молнию, и мы превратимся в горстку пепла».
Но постепенно — хотя страх и сковывал все ее чувства — Ауриана поняла, что Рамис смеется — да, смеется звонким веселым смехом!
«Эта женщина непостижима! Может быть, она просто сумасшедшая? Но нет, сумасшествие — это полная пустота, а я никогда не чувствовала себя настолько цельной и исполненной сил, как во время того колдовского наваждения, которое она наслала на меня — или, может быть, пробудила во мне».
