Виктория Холт - Таинственный пруд (Том 2)
— Нет, мы должны подождать до свадьбы!
— А до каких пор нам придется ждать, находясь в нашем положении? поинтересовался Мервин.
Я полагала, что нам все равно следует ждать, строить планы, возможно, даже рассказать Боннерсам. Они могут позволить нам работать и после того, как мы поженимся. Мервин сказал, что очень сомневается в их согласии, а кроме того, мы ведь не собираемся провести здесь всю жизнь.
— А что же мы можем сделать? — спросила я.
— Мы что-нибудь придумаем, а пока… я хочу тебя, Вильгельмина! Это просто пытка для меня — находиться с тобой под одной крышей!
Мне бы следовало радоваться тому, что он испытывает по отношению ко мне столь яркие чувства, но передо мной постоянно появлялся дух моей матери, и мое пуританское воспитание удерживало меня. Мне хотелось сдаться, но я боялась и чувствовала, что если поддамся искушению, то уже никогда больше не буду счастлива. Мервин очень рассердился. Я никогда не видела его в таком состоянии.
Апрель, 15. Наши отношения резко изменились. Иногда Мервин так крепко обнимал меня, что мне хотелось кричать от боли. Я стала побаиваться его: он выглядел возбужденным, рассерженным, словом, совсем другим человеком. Бывало, что я была готова сдаться, а потом опять вспоминала свою мать и снова боялась. Она часто рассказывала мне о брошенных женщинах и внебрачных детях: «Видишь ли, все верят во всепобеждающую вечную любовь, а потом выясняется, что их просто одурачили!»
Я не верю, что Мервин может бросить меня, мы действительно любим друг друга! Всю прошлую неделю кольцо носила я, теперь оно у него. В этот вечер он был почти жесток, я очень расстроилась. Он догнал меня, когда я поднималась по лестнице, и начал приставать ко мне… еще более настойчиво, чем обычно.
— Не говори так громко, — сказала я. — Кто-нибудь услышит!
И тогда он оттолкнул меня. Я чуть не упала, потом убежала в свою комнату. Я думаю, что если бы он тогда пришел ко мне, я все-таки сдалась бы, но он не пришел. Позже я услышала, как он выходит из своей комнаты. Я и не знала, что он может вести себя столь жестоко. Он стал совсем другим человеком!
Я не могу уснуть, поэтому и пищу свой дневник.
Апрель, 16. Это просто ужасно. Все, о чем я мечтала, лопнуло, словно мыльный пузырь, который детишки пускают через соломинку! Я не слышала, как он вернулся вчера ночью, хотя очень долго сидела у окна. Думаю, что я задремала. С утра Мервин был очень подавлен, и у него под глазами были тени.
— Прости меня, Вильгельмина! — сказал он.
— Я понимаю. Давай поженимся, и неважно, какие это повлечет за собой последствия!
— Давай так и сделаем, — ответил он. — О Господи, Вильгельмина, если бы мы могли бросить все это и начать свою жизнь! Мы сумеем устроиться, что-нибудь придумаем.
Я вновь была счастлива: он все понял, и все у нас будет прекрасно.
Апрель, 16. Вечером двое детишек, игравших в лесу, нашли тело девочки лет десяти — одной из деревенских. Она была изнасилована и задушена! Конечно, я была потрясена этим. Тогда я и не подумала, что это может быть как-то связано с нами, пока в дом не пришли люди, которые начали задавать вопросы.
Мервин пришел в мою комнату и сказал:
— Я хочу уйти отсюда, я не могу здесь оставаться! Я была поражена.
— Почему же? — спросила я.
— Это необходимо! — у него был дикий взгляд, он производил впечатление безумца.
В дверях появилась служанка:
— Они хотят, чтобы вы прошли в гостиную, мистер Данкарри!
Апрель, 16, вечер. Я не в состоянии поверить в это: Мервина забрали! Кто-то заметил, как он выходил из леса в ту ночь, и в его комнате нашли окровавленную куртку… Они забрали его с собой…
Апрель, 20. Несколько дней я не могла писать, глаза застилала черная пелена. Его задержали по подозрению. Миссис Боннере ходила и молола какие-то глупости. Надо же, они держали его в своем доме! Он мог перерезать всех в постелях, а когда она думала о своей дочурке, ее переполняли одновременно ужас и облегчение — ведь теперь он был под замком!
Я бала раздражена. Я пыталась не верить во все это, но верила. Я знала, что это правда. В голову приходили какие-то безумные несбыточные мечты. Жизнь всего лишь на краткий миг повернулась ко мне хорошей стороной. Могло ли мне когда-нибудь по-настоящему повезти? Я была озлоблена, рассержена на жизнь: я потеряла любимого человека. Предположим, я поддалась бы на его уговоры, и он никогда не напал бы на это дитя, его никогда не охватила бы эта похоть, заставляющая забыть обо всем, кроме жажды удовлетворения. Но, может быть, все сложилось бы и иначе… Как мог Мервин сделать это? Что мы вообще знаем о людях, об обыкновенных людях, которые могут неожиданно превратиться в монстров?
Апрель, 30. Я любила Мервина и, как выяснилось, продолжаю любить. Я позабочусь о нем в будущем, если ему удастся выбраться. Но как он сможет выбраться? Его признают виновным, приговорят к повешению, и я навсегда потеряю своего любимого! Я уверена в том, что могу помочь ему, спасти его! Я должна поговорить с ним, заставить его объяснить мне все! Больше всего я хочу вернуть его к нормальной жизни, сделать все, что мы собирались до того, как это произошло. Как мог такой человек, как Мервин, веселый, очаровательный, совершить подобное? Как он мог так неожиданно измениться? Должно быть, это было помешательством, неожиданным приступом, чем-то вроде болезни. А я отказала ему, и из-за этого… Ах, я могла бы вылечить его, я знаю, я могла бы!
Май, 1. Газеты полны сообщений, все пишут о нем с ненавистью. «Я не могу здесь оставаться! Я заявила миссис Боннере, что слишком потрясена случившимся: я полагала его своим другом. Как ни странно, она поняла меня. Я сказала, что вынуждена уволиться. Для нее это было ужасным ударом: она больше никогда не будет держать в доме наставника, лучше нанять гувернантку для обоих детей. Если бы я согласилась принять это предложение… Я сказала, что мне необходимо уехать! Не знаю, что будет дальше.
Май, 13. Мервин предстанет перед судом по обвинению в убийстве. Приговор известен заранее, все убеждены в его вине. Газеты раскопали его прошлое и выяснили, что когда-то он уже находился под следствием, касавшимся смерти какой-то девочки при схожих обстоятельствах. Не было найдено убедительных доказательств, и он был отпущен на свободу. Если бы тогда этого не произошло — вопрошала газета — может статься, что маленькая Кэрри Карсон была бы жива и сегодня? Он умрет, а я этого не вынесу! Мне собираются предоставить свидание с ним.
Май, 20. Я была в Бодминской тюрьме. Говорить с ним было нелегко: за нами постоянно наблюдали какие-то люди. Мервин говорил вполголоса:
— Помоги мне, нужно бежать до суда… После этого мы никогда не расстанемся… мы убежим из этой страны. Принеси мне что-нибудь… нож, принеси мне нож, и я сумею освободиться. Мы убежим, подумай об этом. Я люблю тебя, Вильгельмина, и всегда буду любить! — Я всегда буду любить тебя, Мервин!
