Кейт Эмерсон - Отказать королю
Получалось так, что моя вина за то, что я поспособствовала их браку, возросла десятикратно. Поэтому, пока король и будущая королева превратили две недели нашей вынужденной задержки в Кале в свой медовый месяц, я все глубже и глубже погружалась в пучину отчаяния.
Наконец штормить перестало, и, несмотря на внезапно предательски опускавшийся туман, королевская флотилия пустилась в плавание в полночь двенадцатого ноября. Благополучно высадившись на английский берег, мы отправились в Лидский замок, затем вновь посетили Стоун-Мэнор, а напоследок остановились в Элтаме, рядом с Гринвичем, где у короля был еще один дворец.
Все время нашего путешествия я ломала голову над тем, что же мне предпринять по возвращении в Англию. Я хотела предупредить принцессу о том, что у нее теперь есть мачеха, но страшилась написать письмо из опасения, что его перехватят. Если откроется, что я раскрыла секрет леди Анны, меня тут же выгонят со службы и, скорее всего, бросят в лондонский Тауэр. Я не знала точно, каково наказание за разглашение королевских тайн, а выяснять это на собственной шкуре мне совсем не хотелось.
Элтам отстоял на дюжину миль от Лондона и на четыре от берега Темзы, поэтому сообщение со столицей было несколько затруднено по сравнению с Гринвичем, Ричмондом или любым другим из дворцов, стоявших прямо на реке. Не только удаленность нашей новой резиденции мешала мне отправить весточку Рейфу Пинкни, но и то, что леди Анна вовсе не была расположена сейчас заказывать шелковую тесьму.
Мне пришлось специально испортить все свои шелковые ленты и кружева. Я сделала вид, что это произошло случайно, и бросилась в ноги миледи маркизе, умоляя послать за миссис Уилкинсон, чтобы она привезла мне новые кружева на замену. «Только бы Рейф смог приехать с товаром», — молилась я про себя, ведь чем раньше принцесса Мария узнает о женитьбе отца, тем лучше она будет вооружена для защиты от козней своей мачехи.
Два дня спустя я воспользовалась минутой отдыха и вышла на галерею. Посмотрев в окно, я увидела одинокого всадника, подъезжавшего ко дворцу. Окна галереи выходили на запад, и оттуда открывался чудный вид на долину Темзы в сторону Лондона. По мере того как всадник приближался, сердце мое билось все сильнее. Даже на расстоянии, я узнала Рейфа. Он еще даже не въехал на каменный мост, переброшенный через ров, который окружал дворец, а я уже была в гардеробной и ждала его там.
— Рейф, — прошептала я, и голос мой предательски прервался от охвативших меня чувств. Я собрала все свое самообладание и уже громче твердо произнесла: — Приветствую вас, юный Рейф Пинкни!
— Мое почтение, мисс Лодж! — ответил он мне столь же официально. — Я привез вам ленты, которые вы заказывали.
— Весьма вам признательна. Как поживает ваша мать?
— Очень хорошо, благодарю вас, мисс. Она шлет вам свое почтение, как и миссис Уилкинсон.
Заскучав от нашего обмена вежливыми фразами, йомен, надзиравший за гардеробной миледи маркизы, перестал прислушиваться к нашему разговору и отошел.
— Следуй за мной, — прошептала я и тотчас поспешила в сторону маленькой кладовки, которая сейчас стояла почти пустой и которую я обнаружила, когда исследовала дворец.
В Элтаме было полно таких укромных уголков. Я могла бы отвести Рейфа в любую из полудюжины оконных ниш, скрытых шпалерами на стенах, но я слишком хорошо помнила, как мы целовались как-то раз в другой такой нише, в другом дворце… Сегодня же нам нужно было обсудить очень серьезные вещи. Я закрыла за нами толстую деревянную дверь, зажгла свечу, слабо осветившую каморку, и быстро заговорила:
— Срочно сообщи принцессе: король женился на своей фаворитке.
— Но это невозможно! Ни один священник не пойдет против Папы Римского…
— Священника не было. Король и маркиза обменялись клятвами в порядке частной церемонии, но перед свидетелями. В суде их брак посчитают законным и действительным. Сам король так сказал.
Рейф уставился на меня во все глаза:
— Так ты там была?
— Да, к огромному моему сожалению. Похоже, я даже слишком преуспела в завоевании доверия леди Анны, — голос мой задрожал, в этих словах выплеснулась вся горечь, которая скопилась в моей душе за эти дни.
В ответ Рейф ничего не сказал, а только обнял меня. Прижавшись к его широкой груди, я услышала ровный стук его сердца под простой шерстяной тканью камзола, и меня окутал знакомый аромат сандала и корицы. Руки мои, словно живя своей отдельной жизнью, сами обвились вокруг его стройного стана. Я подняла голову, и мы замерли — глаза в глаза, а потом губы наши встретились.
Я выбрала отличное место — здесь нам никто не мешал, — но, скорее, для любовного свидания, а не для серьезного разговора. И вот я уже плотно прижата к двери, чувствую каждый дюйм его мускулистого тела, и горячая волна поднимается во мне, и нет сил ей противиться, а хочется только целовать его и чтобы он целовал меня в ответ… Но в этот моменту меня хватило воли воспротивиться зову моего тела — я разомкнула руки, уперлась в грудь Рейфа и оттолкнула его.
— Нельзя нам этого делать, — сдавленно прошептала я.
Рейф отступил всего на несколько дюймов. Голова его бессильно упала на грудь, словно он соглашался со своим поражением, но руками он уперся в дверь по обе стороны от меня, не давая мне уйти.
— Ты хоть знаешь, как часто я думаю о тебе? — спросил он прерывающимся голосом. — Как часто ты мне снишься?
В этих словах была такая тоска, что я едва не поддалась первому порыву броситься вновь в его объятия. Кровь моя кипела, голова кружилась от желания. Но я недаром провела столько времени при дворе: я слишком хорошо знала, что бывает с теми, кто поддался соблазну, и какова судьба тех, кто бросил вызов обычаям и нашел себе супруга или супругу ниже себя по положению.
Впрочем, о женитьбе Рейф и не заикался.
Выпрямившись и расправив плечи, я нашла в себе мужество сказать своему другу жестокую правду.
— Мы не должны поддаваться своим желаниям. У нас с тобой нет будущего, и ты должен это знать.
Он резко отступил, и расстояние между нами вдруг стало непреодолимым в замкнутом пространстве комнатки, где вообще-то было тесно, хотя ничего, кроме нескольких пустых сундуков, трехногого хромого табурета и шаткого поставца для свечей, в ней не было.
— Прощу простить меня, мисс Лодж. Я вел себя неподобающе, — сухо сказал он.
Я хотела крикнуть ему, чтобы он бросил этот официальный тон после таких горячих поцелуев, но поняла, что это будет по меньшей мере неразумно. Вместо этого я попыталась привести в порядок путавшиеся в голове мысли и строго напомнила себе, зачем мы вообще встретились с ним здесь, в этой тесной комнатке.
