Луиза Аллен - Невеста авантюриста
– Я отправилась в путь на надежном дилижансе, в сопровождении порядочной служанки, на которую можно положиться, и сейчас я нахожусь в лучшей гостинице Нориджа. Я в полной безопасности, у меня есть при себе деньги, и в вас я не нуждаюсь.
Последние слова, казалось, разнеслись по комнате гулким эхо, хотя их разделяло расстояние всего в пару шагов, и они смотрели друг на друга, не отводя взгляда, полного противоречивых чувств.
– Тогда почему вы плачете?
– Потому что я очень устала, оставила свою тетушку и только теперь начинаю постепенно осознавать, что мне больше не грозит повешение, а еще потому, что мне нужно спокойствие и уединение, а вы не даете мне ни того ни другого.
Селина стала вырываться из его рук, и он почувствовал, как разошелся шов на ране. Квин должен был освободить ее. Он понимал это, но мучился нестерпимой болью, сомнениями, желанием и жаждой… неодолимой жаждой чего-то недостижимого.
И то же самое он видел в ее глазах. Тот же вопрос и то же желание. Резким движением он притянул ее к себе, прижал к груди и алчно, грубо впился в ее чуть растворенные уста. Не отрываясь от ее губ, он склонился и поднял ее над полом, эту неловкую, запутавшуюся в складках своих юбок и собственных чувствах женщину. Он открыл внутреннюю дверь, толкнув ее плечом, положил Лину на постель и буквально упал рядом с ней.
Сковав сильными пальцами ее запястья, он удерживал ее руки над головой и, стараясь успокоить, весом своего тела лишил ее возможности двигаться и смотрел на нее, беспомощно лежащую под ним. Когда она наконец перестала сопротивляться, он оторвался от ее губ и поднял голову:
– Скажи мне, что ты меня не хочешь. Скажи, что ты не хочешь этого.
– Как можете вы заставлять меня? – Она почти срывалась на крик. – Как вы могли?
– Разве я заставил тебя? – спросил он. – Ты отлично умеешь кусаться и уже испытывала это на мне. Ты могла сказать, чтобы я остановился. Ты могла закричать. Взгляни сюда. – Он поднялся, потянув ее за собой. – Взгляни в зеркало на туалетном столике. – Два отражения смотрели на них. Его отражение было сильным, напряженным, с бледным лицом и припухшими губами, как и у нее. Она же смотрела с гладкой серебристой поверхности зеркала широко открытыми, горящими глазами и тяжело дышала, так что, когда груди ее вздымались, сквозь тонкую ткань платья отчетливо проступали острые вершинки сосков.
– Это от страха, – сказала Селина. – И от злости.
– Нет, это желание, – ответил Квин, проведя рукой по ее груди. – Вожделение.
И тут, казалось, всякое желание бороться и противиться ему у нее исчезло. Селина отвернулась от предательского зеркала, отвернулась и от него.
– Хочу я вас или нет, сейчас не имеет значения. Поверьте, никакого. Не важно и то, что для вас этот брак был бы отнюдь не самым разумным и мудрым решением. Я не хочу выходить за вас, Квин, по определенным причинам, которые касаются только меня, меня одной. Пожалуйста, – она повернулась к нему с мольбой во взгляде, и его сердце сжалось в груди, – пожалуйста, оставьте меня.
Глава 22
Оставить ее? Но это же просто немыслимо. Квин, не сводя глаз, смотрел на Селину, и внезапно все словно прояснилось перед его взором. Все стало так понятно и однозначно, но это ранило так больно, точно острый осколок стекла. Это было немыслимо, невозможно, но именно поэтому он должен был сделать это.
– Хорошо, – сказал он и отошел от постели. – Хорошо…
– Вы оставите меня?
– Да, – еще раз тихо подтвердил Квин и понял, почему делает это. Он снова сел. Он чувствовал, как под рукавом сюртука кровь пропитывает его рубашку, но сейчас это казалось совсем неважным. – Я люблю тебя, а потому не могу силой заставить делать то, что сам считаю верным. Ты слишком много значишь для меня. Я люблю тебя, а потому отпущу.
– О, Квин!
– Не плачь, – беспомощно произнес он. Казалось, даже освободив ее, он не смог сделать ее счастливее. – Скажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю это, сделаю все, только не плачь.
– Возьмите меня в жены, прошу вас, – сказала Селина и увидела, что он наконец заметил, что сквозь слезы ее светится улыбка искренней радости. – Квин, я люблю вас. – Она встала на колени и обвила его шею руками, и лишь тогда он повернулся и посмотрел ей в глаза. «Вот же она – любовь. Видите ли вы ее в моем лице? И как мне удавалось скрывать ее все это время?»
– Ты любишь меня? Но почему ты так стойко отказывалась выйти за меня, когда я просил об этом?
– Мне была нестерпима даже мысль о том, что я выйду за вас замуж и буду жить этой изысканной и рафинированной ложью, зная, что вы пошли на этот союз исключительно из чувства долга, – сказала она, обняв ладонями его лицо и глядя в его бездонные глаза. – Если бы это было мне безразлично, то не имело бы никакого значения. Я полагаю, нам удалось бы ужиться и привыкнуть друг к другу. У вас были бы ваши любовницы и авантюрные приключения, у меня – уют и чувство надежности и защищенности. Но, храня в своей душе любовь к вам, я бы не выдержала такой жизни, она разбила бы мне сердце.
– Селина. – Он нараспев произнес ее имя, словно оно само по себе уже было проникновенной клятвой, и нежно, едва ощутимо прильнул к ее губам в поцелуе. – Я и сам не понимал, что чувствую. Никогда прежде я не любил. Все, что я знал, – это что нестерпимо, неистово хочу тебя, а потому прости, если напугал тебя.
Она покачала головой, продолжая слушать его.
– Я убеждал себя, что обязан жениться на тебе ради твоего же блага, но потом, а точнее, несколько мгновений назад я вдруг понял, что если я хочу действительно позаботиться о тебе, а не о себе и собственной гордости, то должен отпустить тебя. Потому что люблю.
– А я знала это с того дня, когда вы отвезли меня в Лондон, – призналась она. – Я поняла это во время путешествия. Однако знала, что должна скрывать свои чувства.
– Но почему ты оставила попытки предотвратить мою дуэль? – спросил он, проведя кончиком пальца по ее изящной брови и дальше, по изгибу нежного ушка, словно заново открывая все эти прелестные, милые сердцу детали.
– Я уже была готова прибегнуть к моральному шантажу, пообещав, что выйду за вас замуж, если вы откажетесь от поединка. Но тоже вовремя осознала, что ни за что не пойду на такое, если люблю по-настоящему. Ведь чувство собственного достоинства и ваша честь велели вам бросить вызов Лэнгдауну, а честь и достоинство – это все для вас.
– Ты – все для меня, – проговорил он едва слышным, срывающимся голосом. – Мое сердце, моя душа и моя честь – все это в твоих руках, в твоей прелестной маленькой ладони. И между прочим, у меня есть разрешение на брак. В церкви Святого Георгия я сказал, что мы поженимся через месяц, так как думал, что ты захочешь купить подвенечное платье и прочие необходимые принадлежности, тщательно распланировать церемонию. Но мы можем пожениться, где и когда ты пожелаешь.
