Лиз Карлайл - Невеста в алом
— Я тоже, — вмешался он. — Нам предстоит долгий разговор в более подходящее время, но…
— Сейчас! — резко сказала она. — Сейчас — подходящее время, Джефф. — Она начала беспокойно бродить по столовой, проходя мимо буфета, на котором стояли подносы с едой, которые не возбуждали ее аппетит. — Прошлая ночь точно не была ошибкой.
— Рад слышать, что ты так думаешь, — сказал он.
— Но, вероятно, это было неразумно. — Остановившись перед камином, она повернулась к нему лицом, сложив руки перед собой. — О, Джефф, ты… ты замечательный, хотя даже это слово не в полной мере характеризует тебя.
— Но?.. — У него потемнело лицо.
— Но, вероятно, этому нужно положить конец, — сказала она, заставив себя продолжить. — Джефф, я понимаю, что могу легко привязаться к тебе, и это может усложнить жизнь нам обоим. Ты такой красивый. Такой энергичный. И так сильно… ну, давай назовем это одаренный — я не имею в виду в метафизическом смысле.
— Благодарю, — натянуто сказал он. — Но прости, что-то не пойму, к чему ты клонишь.
— Понимаешь, Джефф… — Здесь она сделала паузу и задумчиво улыбнулась. — Ты не тот мужчина, которого женщина может не принимать всерьез. Я играю с огнем. Надо проявить благоразумие, чтобы вовремя остановиться. Дома у нас обоих есть обязательства. И у тебя, и у меня.
Горькая улыбка тронула его красиво очерченный рот.
— Значит, я должен стать жертвой своих достоинств? Так, что ли?
Она пошатнулась под его пристальным взглядом и почувствовала, что упирается спиной в каминную полку.
Наконец он отвел от нее взгляд, взял кофейную чашку в одну руку и накрыл ее другой, словно пытался таким образом удержать свои эмоции.
— Можно только надеяться на лучшее, — тихо сказал он. — Но мне бы следовало быть более осторожным. Прости меня.
Каким-то образом ей удалось набраться смелости подойти к нему и положить руку ему на плечо.
— Это я должна попросить тебя простить меня, — прошептала она. — Я набросилась на тебя, как тигрица. Но теперь я отступаю, Джефф. Скоро мы будем в Англии. Вернемся к нашей старой жизни, надеждам и мечтам, которые мы там оставили. Мы должны иметь возможность выполнить все, что нам предначертано, не испытывая при этом никакого чувства вины.
Он долго молчал, словно что-то прокручивая в голове.
— Так, скажи мне, Анаис, — наконец сказал он, все еще вертя чашку в руке и отказываясь смотреть на нее. — Это все из-за Него? И почему мне кажется, что у этого парня есть имя?
Анаис прикрыла глаза.
— Как и у всех, не так ли? — тихо сказала она. — А что касается ожиданий, полагаю, у твоей семьи они тоже есть.
— А чего ждет твоя семья? — Его голос был холодным. — Брак, который они устроили?
— В каком-то смысле — да, — прошептала Анаис. — Когда я была совсем юной, прабабушка София сказала…
Он взорвался.
— О, ради Бога, избавь меня хотя бы в этот раз от упоминания Софии Кастелли! — взревел он, отталкивая назад свое кресло и вскочив на ноги. — Скажи мне, Анаис, неужели эта старуха влияет на твою семью даже из своей могилы?
— Прошу прощения? — прошептала она, положив руку на грудь.
— Так я прав?! — Теперь, возвышаясь над ней, он стукнул кулаком по столу так сильно, что подскочило столовое серебро. — Она заставила обучить тебя так, чтобы ты была готова к самоубийственной миссии, как будто ты — мужчина, кем ты не являешься. А теперь, находясь в могиле, она по-прежнему диктует, за кого ты должна выйти замуж? Неужели все-все должны прыгать под дудку этой назойливой старухи? Ей-богу, я не буду!
Анаис почувствовала, что теряет самообладание.
— Я боюсь, что твоя чрезмерная гордость победила твой здравый смысл, Джефф, — сказала она, и ее голос задрожал. — Впрочем, довольно. Мы к этому еще вернемся, не так ли? — Всплеснув руками, Анаис повернулась и направилась прямо к двери.
— Анаис, не уходи, когда я говорю с тобой.
— Наш разговор окончен, — сказала она, распахивая дверь. — Впрочем, Джефф, если самое худшее произойдет, ты, конечно, узнаешь об этом первым, а потом — да поможет мне Бог.
Она захлопнула за собой дверь и с удовлетворением услышала, как один из пейзажей ударился о стену.
— Анаис! — проревел он. — Черт побери, вернись сейчас же!
Но Анаис просто продолжала идти — мимо бедного Пти, который стоял с непроницаемым лицом в коридоре, делая вид, что не слышал ни криков, ни как хлопнула дверь, и мимо Бернарда, который стоял часовым у входной двери, — а затем прямо наверх по лестнице к себе в комнату. А там она бросилась на постель, приказав себе не рыдать.
Она не будет рыдать, черт бы его побрал.
Полчаса спустя Джефф наблюдал, как за окном его экипажа сначала пролетели предместья Брюсселя, а затем возник прекрасный равнинный пейзаж сельской Фландрии. Зеленые поля, сверкающая вода, в которой отражались облака и небо, иногда даже ветряные мельницы, блестящие на солнце, — все это было потрясающим. Но даже красоты Фландрии не могли отвлечь его этим утром.
Он сжал руку в кулак, поднял его, а затем, сопротивляясь желанию ударить им по чему-нибудь, опустил на бедро.
Пти, сидящий на банкетке напротив, оторвал свой взгляд от заметок, которые он перевел и теперь просматривал.
— Сэр?
Джефф отвернулся к окну.
— Ничего, Пти. Спасибо.
Он смотрел на скользящий мимо него пейзаж, пока наконец солнце не ударило под углом в окно и он не увидел в нем отражение своего сердитого лица, и тогда Джефф почти беспристрастно принялся его изучать.
Да, он — видный мужчина, допустил он. Во всяком случае, женщины всегда так ему говорили. Если бы не волосы, он выглядел бы точно так же, как его мать, слава Богу. А вот если бы он был похож на своего отца… ну да что об этом думать.
Но он не был похож на отца, он был Арчардом до мозга костей, ибо его мать была кузиной лорда Бессетта. Этот брак — декабрь и май, как можно было бы его назвать, — между молоденькой девушкой и стариком был устроен его дедушкой в целях «политической целесообразности». Граф Джессуп хотел избавиться от своей единственной дочери — и будущего внука — как можно быстрее.
Но кровь Арчарда все-таки проявилась в Джеффе, по крайней мере, внешне. Он был высоким, худощавым и обладал типичными глазами Арчарда, хотя в отличие от матери они у него были холодными.
Возможно, это горящее синее тепло шло изнутри человека? Ибо сколько бы любовницы Джеффа ни шептали ему о его красоте, в конце концов, они говорили ему — и уже не шепотом, — что он холодный человек. В последний раз ему было сказано, что у него глаза как лед в февральский день.
