Барбара Смит - Одна безумная ночь
Он тоже рассмеялся:
– Шер, ты не должна дразнить мужчину.
Тут она наконец-то повернулась к нему лицом и, глядя ему в глаза, прошептала:
– Я ничего не могу с собой поделать, Брэнд. Я так давно о тебе мечтаю. Я вся истомилась.
В этот момент он утратил всякое представление о действительности, и от желания уберечь их обоих от этого безумства ничего не осталось. Возможно, это было неизбежно и предопределено свыше – с того самого момента, когда она, рано созревшая тринадцатилетняя девочка, уселась ему на колени и посмотрела на него влюбленными глазами. Что ж, в таком случае у него не было выбора, оставалось лишь подчиниться неизбежному...
Он снова ее поцеловал, – но на этот раз так, чтобы она почувствовала всю силу его страсти. И Шарлотта, привстав на цыпочки и прижавшись к нему всем телом, ответила на поцелуй. Его руки взлетели к ее волосам и, нащупав заколки, выпустили на свободу тяжелую шелковистую массу, волной скатившуюся по плечам до самой талии. И почти тотчас же платье соскользнуло вниз и упало на пол, к ее ногам. Он взялся за шнурки корсета и потянул. Но – проклятие! – его руки дрожали, и ему никак не удавалось справиться со столь простым делом, никогда не представлявшим трудности для такого искусного соблазнителя, каким он считался.
Когда же он наконец избавил Шарлотту от корсета, то замер в восхищении. Его старания были не напрасны. Только тонкое полотно сорочки прикрывало ее наготу. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивали обольстительные формы с набухшими от желания сосками.
От желания, которое пробудил в ней он. Желания к нему. И только к нему.
Когда он отступил на шаг, чтобы полюбоваться ею, она сделала какое-то судорожное движение – словно хотела спрятать руку за спину. Потом в смущении пробормотала:
– Мы не могли бы... забраться под одеяло?
Он тоже этого хотел. Забраться под одеяло, в кресло, лечь на пол, в любое другое место – куда она скажет. Он будет послушным, будет делать все, что она пожелает.
Но вместо этого он подвел Шарлотту к большому, во весь рост, зеркалу и прижал к себе спиной. Как же это мучительно – прижимать ее к себе, усмиряя порывы необузданной страсти. Было мучительно видеть под тонкой тканью сорочки интригующие тени и контуры, отраженные в зеркале.
В мерцании свечей была заметна паутина шрамов, покрывавших ее правую руку почти до самого плеча, – там кожа была гладкой и матовой. Но он почти не замечал ее руку, его взгляд был прикован к ее роскошным формам.
Шарлотта взглянула на себя и тут же отвернулась, прикусив нижнюю губу. Судя по всему, она испытывала смущение, хотя он ожидал от нее совсем другого.
Мысленно улыбнувшись, он повернул ее лицо к зеркалу и осторожно, едва касаясь, провел большим пальцем по ее влажным губам.
– Посмотри на себя, – прошептал он ей в ухо. – Ты чертовски красивая.
– Вовсе нет, – пробормотала она в растерянности.
Он хотел съязвить, но вовремя прикусил язык. Вопрос был слишком для нее важный, чтобы относиться к нему легкомысленно. Хотя Шарлотта взирала на мир с гордым достоинством, она слишком тяжело переживала свое «несовершенство», словно не подозревала, что в мире существуют гораздо более страшные физические изъяны. Он нежно провел пальцами по ее обезображенной руке, потом поднес к губам покрытую шрамами кисть и поцеловал сначала ладонь, затем, поочередно, каждый пальчик.
– Ты очень красивая, Шер. Вся красивая, с головы до ног.
Она подняла грустные глаза на его отражение в зеркале и, встретившись с ним взглядом, сказала:
– Тебе не нужно меня очаровывать, Брэнд.
– Я не кривлю душой. Ты не похожа на остальных женщин, которые только и делают, что любуются собой в зеркале. Их ничего не волнует, кроме нарядов, шляпок и драгоценностей. Они убеждены, что могут добиться чего угодно благодаря своей внешности. – Брэнд увидел в ее глазах вопрос, на который не хотел отвечать, но все же ответил: – Да, верно. Грейс тоже была из их числа.
– Но ты все еще ее любишь? – спросила Шарлотта, по-прежнему не спуская с него глаз.
– Господи, конечно, нет. Почему ты решила... – Он внезапно умолк. Немного помолчав, вновь заговорил: – Запомни одно правило. В спальне никаких разговоров на посторонние темы. Здесь есть только ты и я. Поняла?
Робкая улыбка озарила ее точеные черты.
– Да, милорд, – произнесла она с непривычным смирением.
Ее глаза светились нежностью, от которой у него теснило грудь и болело в паху. Она была небесным даром для мужчины. Небесным даром для него, только для него.
Его сердце колотилось в груди с такой силой, что она, должно быть, ощущала это биение. Он провел ладонями по ее груди и прижался губами к благоуханному месту за ушком. Ему хотелось слиться с ней воедино, но он сдерживал себя.
Да, он не должен был торопиться. Ему следовало набраться терпения. Она была девственница, и он хотел подарить ей ночь, о которой она никогда не забудет.
Брэнд повернул Шарлотту лицом к себе и поцеловал в губы. Его поцелуй был долгим и страстным; когда же он наконец отстранился, то сразу почувствовал: она готова к близости.
Он тотчас же подвел ее к постели и принялся раздеваться – сорвал с себя галстук, сюртук и рубашку. Затем снял с Шарлотты сорочку. Оставшись в брюках – чтобы продлить томление, – он набросился на ее великолепную наготу и впился губами в полную роскошную грудь, терзая и дразня ее своими искусными ласками, в то время как его рука устремилась вниз, туда, где истекала соком горячая плоть. Боже, она для него готова. Нежная, совершенная, неизведанная другими мужчинами.
«Только не торопись, – говорил он себе, – только не торопись».
Он снова принялся целовать ее и ласкать, но тут вдруг почувствовал, что ее пальцы проникли к нему в брюки, и самообладание, которым он всегда так гордился, тотчас же покинуло его.
– Пожалуйста, Брэнд, пожалуйста... – пробормотала она, сгорая в огне желания.
Она умоляла его действовать быстрее, и он бы мог торжествовать победу, но Брэнд не чувствовал себя победителем – поглощенный своими ощущениями, он даже не подумал об этом.
Вняв ее мольбам, он начал действовать решительнее; встретив легкое сопротивление, он преодолел его – и Шарлотта, тихонько ахнув, затаила дыхание. Брэнд замер на несколько мгновений, он боялся сделать ей больно. «Господи, наконец-то, – промелькнуло у него, – наконец-то она моя». И тут он вдруг понял, что всегда об этом мечтал – всегда мечтал о Шарлотте, только о ней.
Медленно и осторожно он погрузился в нее еще глубже и услышал, как она шептала его имя. Затем Брэнд почувствовал, как она, поводя бедрами, пыталась подстроиться под его движения – и уже в следующее мгновение он забыл обо всем на свете; теперь он знал лишь одно: он с Шарлоттой, она принадлежит ему.
