Ирина Мельникова - Фамильный оберег. Отражение звезды
И вскоре всадники стали сбиваться в десятки и сотни.
В руках у каждого – копье, за спиной – круглый щит и два-три колчана со стрелами. На седле перед воином – боевой лук, на поясе – широкий, отделанный серебром ремень с мечом или саблей, тело прикрыто доспехами. На голове – островерхий шлем или шапка из затвердевшей бычьей шкуры. Его боевой конь уже готов ворваться, врезаться в гущу боя. Заслышав бой барабанов, он грызет удила, бьет копытами, чует близкую схватку.
Над строем реяли хвостатые знамена. Крепкие тугчи[87] сжимали в руках их древки. Развевались над джагунами пестрые бунчуки из конского волоса. Мелькали желто-красные одеяния и бритые головы лам. Без них не обходился ни один поход Равдана. Ламы поднимали боевой дух. Чем больше при войске буддийских монахов, тем крепче оно и сильнее.
У воинов на рукавах поверх доспехов виднелись повязки. У каждого арбана свой цвет. Завяжется скорый бой, воины потеряют привычные имена. Проявят отвагу – все отметят по этим повязкам удальцов. Но слабость или промах в бою заставит опустить головы весь арбан и даже джагун. Для воина нет большего срама, чем не уберечь своего нойона, своего коня, свою кольчугу, щит, саблю, ружье…
Военный закон одинаково строг и к контайше, и к простому воину. На голову трусу натянут женские штаны, вымажут лицо сажей и выставят в таком виде перед народом. Этой участи не избежит ни трусливый зайсан, ни арбанчи, ни последний лучник из пастухов-аратов…
Появление яртаулов заставило контайшу отвести взгляд от своего войска. Молодой лазутчик вел за чумбур коня. А за ним плелся связанный арканом человек с лицом, обезображенным страшными шрамами. Второй яртаул – седой, с выбитыми в схватке зубами – следовал за ними, не спуская глаз с пленного. Молодой спешился шагов за десять до шатра, схватил пленника за шиворот и толкнул его в ноги своему повелителю. И, подхватив коня под уздцы, отступил к товарищу.
Калека пополз на коленях, порываясь поцеловать пыль у ног контайши, но тот ткнул его носком сапога в лицо.
– Откуда явился, жалкий бродяга? – спросил высокомерно Равдан. – Кто послал тебя? Говори! И если хоть одно твое слово окажется ложью, я велю привязать твои кишки к колесной чеке. Пусть их размотает по степи!
– Меня зовут Алар. Я сын Сигбея – бега Чаадара.
– Сигбея? – нахмурился Равдан. – Но Сигбей давно уже в небесных чертогах! Ты врешь, бродяга! После Сигбея улусом правил мудрый Теркен, который никогда не ссорился с ойратами.
– Я не вру! – пленник поднял изуродованное лицо. Из-под века, прикрывавшего вытекший глаз, выкатилась слеза, второй же полыхнул гневом. – Мой отец перед смертью потерял голову и отдал власть безродному пастуху. Я бежал, иначе коварный Теркен убил бы меня.
Равдан хмыкнул, окинул пленного взглядом.
– Ты ж калека! Как мог Сигбей доверить тебе улус?
– Я не всегда был калекой, а свои шрамы получил в недавней схватке с орысами, – с угрюмым видом ответил пленник. – Зато я успел отомстить Теркену. Я зарезал его под стенами орысского острога. И почти добрался до его дочери. Но… не получилось! Пока! Правда, два дня назад я проник в стан Эпчей-бега и застрелил его из лука! Я правду сказал! По этой причине Тайнах-бег и сын Эпчея Хоболай увели своих воинов. Теперь никто не помешает тебе – о, великий Равдан! – расправиться с Айдыной и ее людьми. Я покажу безопасные тропы к ее становищу.
– Но это твой народ, калека! – задумчиво произнес Равдан. – Из-за низкой обиды ты готов отдать своих родичей на растерзание моим воинам?
– Мои родичи признали Теркена своим бегом, затем назвали вождем Айдыну! – вскинулся пленник и повысил голос, словно забыл, перед кем лежит ниц. – Это они предали меня! И, значит, я буду мстить им, пока дышу, пока мои ноги топчут землю!
– Уведи его! – приказал Равдан яртаулу и брезгливо сморщился. – Я приказал бы живьем содрать шкуру с этого грязного пса, но он может нам пригодиться. Определи его пока к кашеварам. Но смотри, упустишь – шкуру велю спустить с тебя…
* * *…Когда тень от воткнутой в землю стрелы исчезла, войско Равдана было готово к походу. Верблюды с тяжелой поклажей, с разобранными шатрами и герами[88] уже тронулись в путь, пыль заволокла половину неба.
Воины ждали своего повелителя в седлах. Ровными рядами выстроились они поперек широкой лощины. Равдан в желтом шелковом халате и желтых сапогах, в островерхой шапке с трехочковым павлиньим пером, как и подобало великому полководцу, неспешно уселся в седло Тарлана – быстрого, как сокол, белоснежного коня. Шаман Тюлюмджи, с бубном за спиной и мечом на поясе, подъехал к нему, звеня оберегами, и вполголоса сказал:
– Алаке, твой отец Сэнгэ перед походом всегда разговаривал с воинами, ободрял их и вселял храбрость в сердца. Последуй же его примеру.
Равдан одарил шамана недовольным взглядом – после вчерашнего Тюлюмджи раздражал его своими советами. Однако контайша сдержал гнев. Привстав в стременах, он сунул руку за пазуху, коснулся пальцами висевшего на шее мирде и весело прокричал:
– Нет большего наслаждения и удовольствия для воина, как подавить злобного смутьяна и победить врага! Вырвать его с корнем и захватить все, что тот имеет! Заставить его женщин обливаться слезами, а затем подмять их своим телом! Сесть на его крепких коней с гладкими крупами! Вдоволь напиться арке из его бурдюков. Опустошить его казаны с жирным маханом[89]! Вперед, ойраты! Пусть кровь непокорных кыргызов досыта напоит эту бесплодную землю!
Воины захохотали, высоко подняв копья и сабли в знак одобрения. Тюлюмджи недовольно проворчал что-то, но Равдан не обернулся. Вытянув Тарлана плетью, он пустил коня рысью. Дрогнуло и поплыло прочь от заходившего солнца хвостатое джунгарское знамя с желтым орлом, раскинувшим крылья на черном шелке…
Войско двинулось следом, и воины, покачиваясь в седлах, продолжали смеяться, пересказывая друг другу слова контайши…
Глава 27
Айдына смотрела на своих воинов и не могла сдержать счастливого волнения. Жестокие ветры гор, суровые морозы зимой и зной степей летом закалили их тела, выточили лица – так вода вымывает из камня все лишнее, ненужное, оставляя лишь твердую породу. Кыргызский воин не боится смерти. Что такое смерть? Айдына с младенчества знала, что смерти нет. Есть переход из земного состояния в небесное. Там, на вечных небесах, правит главный повелитель всего земного и небесного – могущественный и мудрый Хан-Тигир. Там же на небесах обитают и духи всех кыргызских предков. С небес они покровительствуют своим потомкам.
Там, на небесах, земные воины прямиком попадают в славное войско Хан-Тигира. Тому воину, который держал свое слово, слушался старших, был стойким в бою и, самое главное, не бросал в пылу сражения товарища и соседа по десятке, сотне, тысяче, уготована дорога в лучшие войска верховного божества.
