Кристина Брук - Без ума от графа
В таких случаях говорят, что стрела Амура попала в сердце, но ему казалось, что его как будто ударили ножом.
Раньше никто не говорил ему таких слов. Его любят — это прозвучало как удар грома. Он не верил собственным ушам. Конечно, мать любила его, но он не помнил, чтобы она говорила ему о своей любви. Его душа буквально изголодалась по любви.
Было горько, даже жестоко сознавать, что она, возможно, ошибается. Если Розамунда заблуждается — это было мучительнее всего, от одной этой мысли ему хотелось выть волком.
Он смотрел на нее, а она — на него. И в его, и в ее глазах застыли вопрос, надежда и... желание любви.
— Я не знаю, что сказать, — промолвил Гриффин.
Он действительно не знал. Он видел ее искренность, и в то же время ему чудилась некая надуманность в ее словах. Ничего не было удивительного в том, что она пыталась любить своего мужа или делала вид, что любит.
Однако вид у Розамунды был грустный, и он догадывался почему. Какая женщина не опечалилась бы в подобной ситуации? А мужчина? У мужчины тоже было достаточно оснований для грусти. Что, если он совершил глупость, так опрометчиво и доверчиво выказав ей свою любовь...
— Ничего не надо говорить, Гриффин. Ты просто должен мне поверить.
Слезы навернулись ей на глаза и медленно потекли по щекам. Ему хотелось прижать ее к своей груди, утешить, приласкать, но на сердце у него было так тяжело, что Гриффин, напротив, даже боялся, что вместо ласковых и добрых слов у него могут соскочить с языка обидные и жестокие упреки.
Он ничего не мог сделать. На ум не приходило ничего такого, что могло бы ее утешить; он даже не мог сказать, что верит в ее любовь, не говоря уже о том, что любит.
Он мог солгать. Да, он солгал бы, если бы язык повиновался ему. Он мог бы ей солгать, что любит ее, желая остановить ее слезы.
Но он не мог солгать, потому что это было правдой.
Вечером они обедали в доме Монфоров. Розамунда изо всех сил старалась выглядеть довольной. Несмотря на все ее усилия, к концу вечера настроение у нее испортилось.
Все ее утренние опасения оправдались. Гриффин не выказывал ни теплоты, ни нежности. Она боялась признаться себе — а что, если он ее разлюбил. Теперь она точно знала его умонастроение, а ведь раньше он так мечтал о счастливой семейной жизни. И вот все ее мечты рассыпались прахом. И все же она верила в глубину его чувств к ней, только пылкий и нежный Гриффин был способен на такую любовь, которую он подарил ей. Можно ли быть таким внимательным, заботливым и страстным к нелюбимой женщине? Она отказывалась э тому верить. Вот поэтому она не теряла ни веры, ни надежды: он ее любит — это несомненно.
Сегодня вечером, как никогда раньше, ей не хотелось ни общаться, ни ужинать с членами ее семьи, которые проявляли к ней излишнюю внимательность и чуткость. Когда ей удалось укрыться в небольшой гостиной, где никого не было, Розамунда с облегчением вздохнула.
Но не успела она привести свои нервы в порядок, как перед ней словно из-под земли возник Ксавье и спросил, нельзя ли им поговорить с глазу на глаз.
— Что-то случилось?
Розамунда разволновалась, следуя за ним в библиотеку.
Ничего не ответив, Ксавье провел ее к креслам возле камина и знаком предложил сесть.
О Боже, неужели он задумал разговор по душам?! Только этого не хватало. У Розамунды сразу застучала кровь в висках.
Ксавье подошел к бару, взял два бокала и плеснул на дно виски.
— У тебя такой вид, что глоток виски явно не помешает, — заметил он, протягивая ей бокал.
Розамунда пригубила напиток и с непривычки закашлялась.
— Боже, как можно пить такую гадость?
Но тут теплая волна прокатилась по ее телу, ей стало приятно.
Заметив, как улучшилось у нее настроение, Ксавье улыбнулся. Он начал ее расспрашивать о Пендон-Плейс и Корнуолле, об их приезде и жизни в Лондоне. На все вопросы Розамунда отвечала, не забывая об осторожности. Ксавье явно пытался усыпить ее бдительность: она чувствовала, что в любой момент он может задать ей какой-нибудь странный вопрос.
Наконец этот вопрос прозвучал.
— Ты как-то очень неожиданно вышла замуж. Разумеется, я приехал бы в Корнуолл на бракосочетание. Странно, почему ты не согласилась немного подождать. Наверное, всему виной нетерпение, вызванное любовной страстью.
— Не стоит острить — у тебя не очень хорошо получается, — как можно веселее проговорила Розамунда.
— Зато, когда я шучу, у меня поднимается настроение. Впрочем, мне не до шуток. Розамунда, сегодня я наблюдал за вами обоими, и мне не понравилось, как вы выглядите, как будто между вами черная кошка пробежала. Что же нарушило любовную идиллию?
Розамунда заставила себя рассмеяться.
— Братец, я не успеваю следить за твоей мыслью. Помню, ты упрекал меня в том, что я якобы вожу за нос моего будущего мужа; теперь ты думаешь, что мы, как влюбленные голубки, поссорились.
Но она не выдержала напряжения, и в конце фразы ее голос предательски зазвенел.
Ксавье встал, подошел к ней и обнял за плечи.
— Ну-ну, лучше расскажи своему брату, что у вас случилось.
Неожиданная чуткость и теплота со стороны ее всегда сдержанного брата тронула Розамунду, и она расплакалась.
— О, Ксавье, я не знаю, как быть! Ну зачем мне повстречался этот Лодердейл... Как все плохо.
— Не волнуйся. — Ксавье сразу стал мрачным. — Неужели Лодердейл чем-то обидел тебя?
— Нет, что ты! — вскричала Розамунда.
Если бы подозрения Ксавье превратились в уверенность, то капитан вскоре был бы мертв.
Ксавье недоверчиво хмыкнул, переплетая пальцы точно так же, как это делал старый герцог.
Слишком поздно Розамунда поняла, насколько опасно доверять подобные вещи брату. Ради нее он готов на все, но эту проблему она должна решить сама.
— Прошу меня извинить, но думаю, что не стоит взваливать на тебя мои мелочные заботы и тревоги. Ради Бога, Ксавье, не вмешивайся. Я уверена, что твое вмешательство все испортит. Сам понимаешь, в семейных делах третий лишний. Ах зачем только я впутала тебя!
Но он не слушал ее.
— Я что-нибудь придумаю. Черт, мне надо отъехать из города на неделю. Неотложные дела.
— Зато в этом есть и свои выгоды. Тебе не придется присутствовать на следующей неделе на вечере, который устраивает мама.
— Да, меня не будет. — Ксавье еще сильнее нахмурился. — Мне не хочется говорить об этом, но дело в том, что мать пригласила к себе на вечер Лодердейла.
— Разве он не в армии на континенте? — удивилась Розамунда.
— Уже нет. Я слышал, он продал свой патент и вернулся домой. Но с какой целью, мне неизвестно.
