Кристина Брук - Великолепный любовник
Он поднялся с кресла.
– Дорогая Джорджиана. Вы потеряли свою сестру? Как беспечно с вашей стороны.
– Вы, наверное, догадываетесь, сегодня я не в настроении терпеть бессмысленные фривольности, сэр. Если вы вернете Вайолет, мы тихо уедем в Уинфорд. Ни одна живая душа, даже Бэкенхем, не узнает о случившемся.
– Думаете, я боюсь Бэкенхема? – спросил Пирс, поставив свой стакан на стол и подойдя к ней. – Уж вы-то знаете, почему я не явился на дуэль тем утром.
– У вас уже есть мое письмо, – горько произнесла Джорджи. – Зачем вам еще и Вайолет?
– Вы очень уверены в себе, – отметил он хладнокровно. – Почему вы считаете, что меня интересуете именно вы?
Джорджиана выпрямилась, подошла ближе к Пирсу. Сама мысль об использовании себя в качестве приманки вызвала у нее нервную дрожь и ранила ее гордость, но ради спасения сестры она готова была на все.
Она пожала плечами, не отрывая от него глаз.
– Женщины чувствуют такие вещи, лорд Пирс.
Джорджи не была уверена в успехе, но рассчитывала на пробуждение страсти, которую он когда-то испытывал к ней. Хотя соблазнение было лишь притворством, в ее сердце родилось презрение к себе самой за предательство доверия Бэкенхема. Однако речь шла о Вайолет! Она не могла позволить сестре соединиться с этим человеком.
В его холодных серых глазах вспыхнул пожар – алчное желание разгоралось.
Он подался вперед, она отступила.
– Я хочу видеть Вайолет, мне нужно знать, что сестра невредима и находится в безопасности.
Пирс стоял на месте, качая головой.
– Где она? – Джорджи не могла сдержать резкость своего тона.
Не слишком тонкий ход.
Пирс помолчал, но после недолгого раздумья ответил:
– Наверху, в своей старой спальне. Цела и невредима. Думаю, нам не стоит тревожить ее.
Сердце в груди Джорджи екнуло.
– Не смотрите на меня так, – выдавил Пирс. Он подошел и крепко взял ее за подбородок. – Я не такой монстр, каким вы меня считаете.
Джорджи отдернула голову.
– Только настоящий монстр станет использовать невинную девушку, дабы наказать ее сестру.
Ее слова прозвучали чересчур мелодраматично, но того требовала ситуация.
Внезапно Джорджи осенило: Господь всемогущий, она ошиблась! Вайолет не приезжала в Кловерли-Мэнор. Пирс блефовал.
Когда Вайолет жила в имении, она спала в детской. Потом та часть здания было закрыта, а мебель перемещена на чердак для хранения. Сестра не могла спать там, даже если бы захотела. Не говоря уж о том, что Вайолет вряд ли согласилась бы спать на узкой детской кровати.
Тем не менее Джорджи не должна была ничего предпринимать, пока не удостоверится в правдивости слов Пирса. Она заставила себя слушать его.
– Мое поведение не было образцовым, признаю. Но и вы, моя белоснежная голубка… Вы флиртовали и дразнили мужчину, пока тот не поверил в ваши намерения…
Он замолчал, взгляд стал чуть мягче.
– Что бы вы ни думали, все мои поступки совершались исключительно из любви к вам. Я никогда не переставал любить вас.
Подобное заявление не вызвало у Джорджи ничего, кроме нервного смеха. Она вспомнила о письме, о его завуалированных угрозах.
– Любовь! Вы ничего не знаете о любви.
Несколько мгновений казалось, он вот-вот ударит ее. Пирс сдержался, сказав лишь:
– О, а что знаете вы?
Для Джорджианы любовь не могла быть ни эгоистичной, ни жестокой. Любовь не означала принуждать другого человека или манипулировать им.
Новое выражение мечтательности, проступившее на ее лице, заставило его скривиться.
– Вы ведь не можете всерьез полагать себя влюбленной в этого проклятого чистоплюя? После того, что произошло шесть лет назад.
Джорджи не собиралась обсуждать Бэкенхема. Любое упоминание о нем было провокацией.
– Если бы вы любили меня, лорд Пирс, то не стали бы заманивать и принуждать. Вы позволили бы нам уехать вместе с сестрой.
Насмешливое выражение сошло с его лица.
– Боюсь, вам придется провести ночь здесь, моя дорогая. И я буду принуждать вас, если вы не оставите мне другого выхода. Дело срочное, как я понимаю. Монфор как раз направляется сюда со специальным разрешением.
Внутри у нее все заледенело.
– Я никогда не выйду за вас замуж.
– Значит, будете моей любовницей, – заключил Пирс. – Не обманывайте себя. Бэкенхем не захочет подбирать мои объедки.
– С чего вы взяли, что это не вы подберете его объедки? – съязвила она.
В то же мгновение Джоржди пожалела о своей запальчивости. Пирс грубо схватил ее за запястье, прижал к себе и заткнул рот поцелуем.
Он был так омерзителен Джорджи, что она сопротивлялась словно тигрица, как однажды назвал ее Бэкенхем, пуская в ход зубы и ногти. Вероятность изнасилования стала весьма реальной, когда Пирс начал применять силу, во много раз превосходящую ее ловкость.
Джорджи ненавидела себя за глупость. Она явилась сюда одна, рискуя репутацией, чтобы спасти сестру, которая вовсе не нуждалась в спасении.
– Неужели вы ревнуете меня к сестре, Джорджиана? – прошипел мерзавец, осыпая ее лицо грубыми поцелуями. – Она мне никогда не нравилась. Я не встречался с ней. Ее здесь нет. Можете обыскать весь дом, если не верите мне.
– Я верю, – проговорила она.
– Здесь только мы одни. Увидите, нам будет хорошо вдвоем.
Отступая под его натиском, она протянула руку к буфету, нащупала графин с бренди. Пирс грубо протолкнул свой язык ей в рот, его руки начали хозяйничать у нее на лифе. В тот момент, когда она коснулась графина, дверь распахнулась и в комнату ворвался Бэкенхем.
Графин упал на пол, Бэкенхем схватил Пирса за ворот сюртука и, нанося тому удары в лицо, оттащил от Джорджи.
Пирс упал на два огромных глобуса, стоявших позади него. Он притронулся рукой к своей окровавленной губе и злобно посмотрел на Бэкенхема.
– Дежавю, Бэкенхем?
Граф отдернул полу своего сюртука. Но он не смотрел на Пирса. Взгляд, полный любви и тревоги, был направлен на Джорджи. В его глазах не было и следа отвращения, которое она, увы, заслужила.
– Ты в порядке? Он тебя обидел?
– Все хорошо. Ничего страшного. Я приехала забрать отсюда Вайолет, только сестры здесь не оказалось.
Бэкенхем нахмурился.
– Вайолет в Бате. Я видел ее сегодня утром.
– Слава богу! О Маркус, прости меня.
– Ничего, – граф снова посмотрел на Пирса. – Каким же я был глупцом.
Пирс наблюдал за ними прищурившись, струйка крови из его губы выглядела почти черной из-за бледности.
– Ну, вот и славно, – сказал он тихо, поднимаясь на ноги. – Вижу, вы сейчас поцелуетесь и помиритесь, будто ничего не случилось. Как же меня от вас тошнит.
